Великий Ленин. «Вечно живой»

Поцелуев Владимир

Иное впечатление произвел на Милюкова генерал Л.Г. Корнилов, которому 14 августа Керенский предоставил слово. «Низенькая, приземистая, но крепкая фигура человека с калмыцкой физиономией, с острым, пронизывающим взглядом маленьких черных глаз, в которых вспыхивали злые огоньки, появилась на эстраде. Почти весь зал встал, бурными аплодисментами приветствуя «верховного». Его речь была кратка и прямолинейна, хотя по политически-тактическим соображениям он не высказался. Заявив о «погроме» армии, анархии в армии, он предупредил о неизбежных новых поражениях и предложил усилить дисциплину путем предоставления всей власти начальникам, поднятия авторитета и престижа офицерства, ограничения функций армейских комитетов «хозяйственными вопросами». «Меры, принятые на

фронте, – подчеркивал он, – должны быть приняты и в тылу… Разницы между фронтом и тылом относительно суровости необходимого для спасения страны режима не должно быть… Нужны решимость и твердое непреклонное проведение намеченных мер» [217] .

217

Государственное совещание… С. 64–66.

Мысль Корнилова развил донской атаман генерал А. Каледин, призвав Временное правительство «освободиться наконец в деле государственного управления и строительства от давления партийных и классовых организаций, вместе с другими причинами приведших страну на край гибели… «Страну, – заявил Каледин, – может спасти от окончательной гибели только действительно твердая власть, находящаяся в опытных и умелых руках лиц, не связанных узкопартийными групповыми интересами, свободных от необходимости после каждого шага оглядываться на всевозможные комитеты и Советы…»

С иных, левых позиций выступил председатель ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов Н. Чхеидзе. Он говорил не только от имени Советов, но и фронтовых и армейских организаций, кооперативов и профсоюзов, фабзавкомов и др. организаций, представляющих революционную демократию. Обвинив самодержавие, «трупный яд» которого «заразил все части народного организма», Н. Чхеидзе предупреждал, что «всякая попытка разрушить демократические организации, подорвать их значение, вскрыть пропасть между ними и властью и сделать власть орудием в руках привилегированных и имущих есть не только измена делу революции – это есть прямое предательство родины… Революционная демократия, – подчеркнул Чхеидзе, – защищает не исключительно интересы каких-либо классов или групп, а общие интересы страны и революции» [218] .

218

Там же. С. 78–79.

Чхеидзе изложил и предложения Советов, которые, по его мнению, диктуются «жизненными интересами страны». Предлагалось установление твердых цен и регулирование заработной платы, введение налога на прирост ценностей и предметы роскоши. Заявлялось о необходимости «отвергнуть всякие захваты чьих-либо земель», а упорядочение земельных отношений временно возложить на местные земельные комитеты. Самые жизненные вопросы должны были регулировать органы самоуправления, избранные всенародно. Национальное самоопределение от России могло решить лишь Учредительное собрание.

Без сомнения, программа эсеро-меньшевистских Советов была демократичной, но малоэффективной в условиях неудачной для России войны, надвигающегося экономического и политического хаоса.

Выступления генералов прошли под бурные аплодисменты, крики одобрения. Речь Чхеидзе вызвала лишь приветствие слева и «части центра». Реакция зала Государственного совещания полностью отражала настроение общества, большинство которого требовало решительных мер по улучшению жизни.

Большевики, отчасти присутствовавшие на совещании в составе профсоюзной, кооперативной и других делегаций, передали в президиум свою декларацию, в которой заявляли, что прибыли в Москву «протестовать от имени рабочих и беднейших крестьян против контрреволюционного собора, чтобы разоблачить перед страной его истинный характер». Конкретных предложений не последовало.

20 августа на заседании ЦК большевиков обсуждался проект резолюции о Государственном

совещании, которая на другой день была предложена Петросовету. Наряду с очередной критикой Временного правительства, «проводящего контрреволюционную политику борьбы «кровью и железом» с рабочими и крестьянскими массами», капитулирующего «перед наказами Корниловых, Рябушинских, Милюковых», была отвергнута и «платформа 14 августа», которая квалифицировалась как «политика сговоров и союзов с врагами пролетарско-крестьянской революции», как свидетельство полного политического банкротства «соглашателей». ЦК не ограничился критикой в своей резолюции, а предлагал «кардинальные» меры: «Спасти революцию можно, только ликвидировав диктатуру контрреволюционной буржуазии и добившись сосредоточения всей власти в руках рабочих и беднейших крестьян».

Очередной призыв большевиков к ликвидации контрреволюционной буржуазии, настаивание Ленина на «отсечении» Временного правительства от революционно-демократических организаций, передаче им всей полноты власти порождало обратную реакцию правых на более твердую власть, решительную борьбу с большевиками.

25 августа Корнилов предъявил Керенскому ультимативное требование – уйти в отставку с поста главы правительства и двинул войска на Петроград. Кадеты выразили антиправительственному мятежнику «сочувствие, но не содействие», хотя их министры вышли из правительства, вызвав тем самым новый правительственный кризис.

ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов и Исполком Всероссийского Совета крестьянских депутатов собрались на экстренное заседание вечером 27 августа. В итоге бурных дебатов была принята резолюция, в которой правительству выражалось доверие, Керенскому поручалось заменить подавших в отставку министров-кадетов «демократическими элементами». Было решено созвать еще одно Государственное совещание с участием лишь революционно-демократических и демократических организаций, так как правое большинство московского Государственного совещания оказалось замешанным в антиправительственном мятеже.

События катастрофически нарастали. 28 августа в приказе № 897 генерал Корнилов заявил, что «единственным исходом считаю установление диктатуры и объявление всей страны на военном положении». Вместе с тем, понимая непопулярность диктаторских мер в период широкой демократии, Корнилов подчеркивал: «…Я во всеуслышание заявлял, что определенно считал и считаю полную невозможность возврата к старому и задача Нового Правительства должна сводиться единственно к спасению России и гражданских свобод, завоеванных переворотом 27 февраля» [219] .

219

Корниловские дни. Пг., 1917. С. 111.

Следует отметить две особенности в мировоззрении Корнилова: 1) диктатура не единоличная, а «Нового Правительства», и 2) отречение Николая II от престола он считал не началом революции, а переворотом, организованным теми умеренными демократами, против которых он и восстал.

ВЦИК от имени Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 29 августа обратился к солдатам, уверяя их, что они жестоко обмануты. «В Петрограде полное спокойствие… Корнилов ведет вас сюда, чтобы направить ваши ружья против народа, против революции, против завоеваний народом свободы. Он, Корнилов, хочет пролить братскую кровь. Он, Корнилов, хочет низвергнуть революционное правительство. Он, Корнилов, задумал арестовать любимого вождя армии Керенского. Он, Корнилов, хочет черной изменой захватить власть в свои руки, чтобы погубить революцию, чтобы отнять у народа и волю, и землю. Страшитесь, братья, – подчеркивалось в воззвании, – поднять междоусобную борьбу в эти черные дни» [220] .

220

Там же. С. 146.