Великий Ленин. «Вечно живой»
Шрифт:
Среди левых эсеров летом 1920 г. взял верх И.З. Штейнберг, высказавшийся за прекращение борьбы с Советской властью. Его единомышленники обратились в ЦК РКП(б) с просьбой разрешить им легальное существование. В октябре просьба была удовлетворена [561] . Но левоэсеровские группы были немногочисленны, их деятельность была малозаметна. Не помогло и объединение с максималистами и др. Многие левые эсеры вступали в Коммунистическую партию. В августе 1923 г. Центральное бюро объединенных организаций левых эсеров и максималистов вынуждено было признать полную несостоятельность своих организаций.
561
Известия ЦК КПСС. 1991. № 1. С. 124.
Так сходили с политической
562
Дело Бориса Савинкова. М., 1924. С. 28.
В констатации Б. Савинкова – признание того, что не только репрессии привели к гибели небольшевистских партий. Результат репрессий стал возможен вследствие потери связей этих партий с массой, изоляции от нее. Колебания, смена тактических установок, попытки играть роль «третьей», промежуточной силы в обстановке ожесточенной классовой борьбы не спасали их.
«…В обстановке диктатуры пролетариата может быть и две, и три, и четыре партии, но только при одном условии: одна партия будет у власти, а все остальные в тюрьме» [563] , – так пророчески заявил в 1927 г. председатель ВЦСПС М.П. Томский, в дальнейшем ощутивший на личной судьбе мощь диктатуры партии.
563
Первая Ленинградская областная конференция ВКП(б), 15–19 ноября 1927 г. Стеногр. отчет. Л., 1927. С. 28.
Ликвидация небольшевистских партий означала ликвидацию возможности общественного контроля над властью, политического плюрализма, оформление партийно-государственного насилия.
Особое беспокойство у Ленина вызывала интеллигенция, та ее часть, которая не выступала с оружием в руках. Против нее открытый террор ВЧК – НКВД мог выглядеть государственным бандитизмом. Большевики сумели «прикормить» ряд известных деятелей культуры и науки – М. Горького, И. Павлова… других отправить за границу на лечение и почетные дипломатические должности, третьих запугать, а непокорных изгнать из Советской России.
В письме Ф.Э. Дзержинскому от 19 мая 1922 г. Ленин предлагал конкретные меры по составлению списка «кандидатов на высылку за границу». В качестве «законнейших кандидатов на высылку» он назвал сотрудников журнала «Экономист». «Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу». В письме, направленном в ГПУ 17 июля 1922 г., Ленин продолжал наставлять: «Решительно «искоренить» всех энесов? Пешехонова, Мякотина, Горнфельда, Петрищева и др.
По-моему, всех выслать. Вреднее всякого эсера, ибо ловчее».
Далее в письме даны указания: «Комиссия под надзором Манцева, Мессинга и др. должна представить списки, и надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистить Россию надолго… все сотрудники «Экономиста» – враги самые беспощадные. Всех их – вон из России.
Делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов – выезжайте, господа!» [564]
564
РЦХИДНИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 1338. Л. 1–2.
Резолюция XII Всероссийской конференции РКП(б) (4–7 августа 1922 г.) «Об антисоветских партиях и течениях» гласила: «Нельзя отказаться от применения репрессий не только по отношению к политиканствующим верхушкам мнимобеспартийной, буржуазно-демократической интеллигенции…» [565] Оставалось подвести «правовую основу»
565
КПСС в резолюциях, решениях съездов, конференций и пленумов. М., 1983. С. 593.
566
СУ РСФСР. 1922. № 65. Ст. 844.
Летом были произведены аресты намеченных деятелей науки и культуры. Было выслано около 200 человек. Среди них выдающиеся философы Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, Н.О. Лосский, С.Л. Франк, Л.П. Карсавин; историки А.А. Кизеветтер, С.П. Мельгунов, А.В. Флоровский; социолог П.А. Сорокин, журналист М.А. Осоргин, экономист Б.Д. Бруцкус и др.
В декабре 1922 г. в сорока километрах от Архангельска на берегу Белого моря был учрежден специальный лагерь для политических заключенных. В 1923 г. лагерь «особого назначения» на Соловках («СЛОН») был открыт для сотен тысяч человек, неугодных Ленину и его окружению. Только в Москве с 1919 г., кроме 5 тюрем, действовало 9 концлагерей, 4 из которых в крупнейших монастырях. В Новоспасском содержались женщины. Конечно, монастыри с высокими толстыми стенами как нельзя лучше подходили для мест заключения. Вместе с тем это был еще один удар по всесильной и ненавистной Ленину Церкви. В статье «Об отношении рабочей партии к религии», написанной еще в мае 1909 г., он категорически настаивал: «Мы должны бороться с религией… Марксист должен быть материалистом, т. е. врагом религии…» [567]
567
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 421.
Таким образом, все верующие, составлявшие подавляющее большинство населения России, становились врагами небольшой кучки большевиков, из которых лишь единицы проповедовали марксизм. Вождь большевиков с негодованием указывает в декабре 1919 г.: «…надо поставить на ноги все чека, чтобы расстреливать не явившихся на работу из-за «Николы» [568] . В то же время Ленин понимал, что открытый красный террор не может быть официальной политикой Советской России в условиях мирного строительства социализма. Необходимо было принять юридические основы, ограничивающие государственный капитализм.
568
РЦХИДНИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 12176.
В решении XI Всероссийской конференции РКП(б) (19–22 декабря 1921 г.) подчеркивалась первоочередность задачи водворения «во всех областях жизни строгих начал революционной законности». «Новые формы отношения, созданные в процессе революции и на почве проводимой властью экономполитики, должны получить свое выражение в законе и защиту в судебном порядке» [569] . Однако сложившееся в ходе Гражданской войны представление о «революционной законности» не претерпело изменения. Оно вытекало из ленинской идеи о диктатуре пролетариата, функционирующей не по общечеловеческим принципам, а в соответствии с «революционным правосознанием». Последнее же определялось тем, отвечают ли юридические акты идеологии партии и взгляду на юстицию как на классовую. «Значит ли, что изданием писаных законов революционное правосознание как база решений и приговоров сдается в архив?» – ставился вопрос в первом номере 1922 г. ежегодника советской юстиции, и здесь же давался ответ: «Отнюдь нет. Революцию в архив еще никто не сдал, и революционное правосознание должно проходить красной нитью в каждом приговоре или решении: оно лишь ограничено писаными нормами, но оно не упразднено» [570] .
569
КПСС в резолюциях, решениях съездов, конференций и пленумов. М., 1983. Т. 2. С. 471–472.
570
Ежегодник советской юстиции. 1922. № 1. С. 7.