Великий маг
Шрифт:
Еще несколько минут я говорил о различных аудиториях и различном подходе, звонок прозвенел неожиданно резко. Я вздрогнул, привык к более мелодичным звукам, а этот прямо-таки казарменный, солдатский. Инстинктивно отошел за стол, ибо хотя у слушателей возраст не совсем школьный, но я сам в свое время заканчивал ВЛК, мы тоже были не дети, все уже лауреаты и признанные гении, но когда звучал звонок, все вскакивали и, не дослушивая лектора, сбивая друг друга с ног, мчались в буфет.
Помню, лектор, старый, седой и похожий на классический образ композитора, покачал головой и обронил фразу, что вот читает он лекции
Все сидели и выжидающе смотрели на меня. Я через силу улыбнулся.
– Ладно, о приемах на следующем занятии. Лекция окончена, все свободны!
Они поднимались, очень вежливые и воспитанные, закрывали сверхплоские пальмбуки. Я, не веря глазам, наблюдал, как уступают друг другу проход, даже задерживаются за столами, давая пройти другим, а уж женщин так и вовсе пропустили вперед, несмотря, что все равны, и любую можно отпихнуть с дороги.
На часах табло показывало, что время лекции уже закончилось. Ого, да я орел, если так быстро справился с первой в жизни лекцией, сам бы не поверил. Неужели превращаюсь в говоруна? Который не столько пишет, сколько рассказывает, как пишет, как придумывает, что задумывает, в какой момент гениальная мысль посетила мою сверхгениальную голову?
В коридоре стоял Михаил, двигал пальцем на тачпаде пальмбука. Судя по движениям, играет в аркадку. Увидев, как выхожу, сунул пальмик в нагрудный карман, подошел с протянутой рукой.
– Спасибо!
– Я еще ничего не сказал, – ответил я.
– Вы сделали больше. Вы заставили слушать с горящими глазами.
На следующий день после первой в жизни лекции, когда я не выслушивал, а говорил сам, нагрянули гости. Из-за границы. Это когда-то мы вместе учились, ходили на черный рынок, на скопленные от школьных завтраков деньги покупали полузапретные боевики, а теперь мы в разных суверенных государствах. Они живут на Украине, а я вот уже москаль. И чтобы приехать ко мне, теперь мало просто купить билет…
Полдня, как водится, бестолковые разговоры, воспоминания, возгласы «А помнишь?», потом неизбежное возлияние. В последнее время совсем не пью, но в таких случаях приходится. Я же понимаю, что живу именно в этом времени, этой эпохе, здесь такие обычаи, комильфо, и если попал в свинячье стадо, то приходится хрюкать, чтобы не разорвали, не затоптали.
На другой день тяжелая голова, ни одной мысли. Не то, чтобы писать, даже править не решился: пропущу баг, а в моей Главной Книге это абсолютно недопустимо. Весь день возил их по Москве, конечно же – по магазинам. Это в дикое советское время ездили по музеям, театрам да выставкам.
Вечером они сидели за моими компами и играли, играли, играли. У них там из-за энергетического кризиса никак не введут скоростную связь, потому играют в синглы, максимум – по локалке, но в Виртуальный Мир – фигушки, нужен не просто мощный проц, но и джи-связь.
Я попробовал раскрыть ноутбук, но из соседней комнаты то и дело: «Володя, а здесь куды?», «Володя, а как это открывается?», и я сидел рядом, учил, показывал, комментировал. Не скажу, чтобы уж очень тяжкий труд, всегда приятно чувствовать свое превосходство, я благосклонно подсказывал, журил, иронизировал, получал удовольствие, но время идет, мой главный труд лежит, как колода, скоро начнет подгнивать…
С ним хуже всего то, что я его, по сути, закончил. То есть все основное написано. Вернее, написано, действительно, все. Осталось то, чем в последние годы пренебрегал. Да, именно тщательнейшее вылизывание текста. В этой книге все слова должны быть подогнаны так, чтобы их нельзя было понять иначе, истолковать, а поступки даже третьестепенных лиц, которых кто-нибудь объявит самыми главными, тоже нельзя было интерпретировать иначе…
Мерзкая работа. В уныние вгоняет тем, что я как будто сам себе противоречу насчет вылизывания текста. Но, что делать – у любой великой идеи всегда отыскивается недостаток, равный или превышающий величие этой идеи. Моя задача найти этот недостаток самому, а не ждать, пока отыщут другие, дэлэйтнуть, а дырку законопатить патчем.
Позвонил Кричевский, поздравил с удачным началом преподавательской деятельности. Сообщил:
– По джи-связи вам сбросили кое-какие документы. Некоторые покажутся смешными, но, увы, время такое. Кстати, там и расписание ваших лекций. Должен признаться, что впечатление вы сумели произвести, сумели…
– Это профессиональное, – ответил я скромно.
– В смысле?
– Профессиональные доводы.
– Не скромничайте, – возразил он. – Уверен, что это ваше личное обаяние. Врожденное.
– Врожденные у меня только родинки, – сообщил я. – Когда следующая лекция?
– Вам понравилось?
– Просто у меня гости, – ответил я. – Мне либо возить их по магазинам, либо…
– Соболезную! Надолго?
– Обещают на четыре дня.
– Искренне соболезную, – повторил он. – Обратный билет купили?
– Пока нет…
– Тогда задержатся на всю неделю, – сказал он знающе. – Если хотите, сдвинем расписание так, чтобы вы были заняты всю эту неделю. Тогда ну никак не сможете возить и развлекать, придется извиниться…
Я представил себе череду бесконечных магазинов, мои книжники превратились в солидных зажиточных юзеров, сказал обречено:
– Да, из двух зол выбираю третье…
Глава 3
Мне нравилась аудитория. Хорошие лица, внимательные умные глаза. Сидят свободно, но это раскованность аристократов, что постоянно следят за собой, не допустят ни единого позорящего их жеста, движения. Да что там позорящего, ни одного просто невыгодного или менее выгодного.
Максимум для сплоченного коллектива – это семеро, а потом начнется распад на группки. Здесь сорок человек, самая крупная группировка, если я правильно понял, у того парня в бархатной рубашке, он бледен и кудряв, модная бородка, очки в тяжелой оправе, где компьютер, спутниковая связь, фильтры и прочие навороты. Фамилия его Бережняк, с ним еще трое, явно все придерживаются каких-то определенных взглядов или, вернее, особой трактовки, даже не потому, что такие идейные, а вот надо чем-то отличаться от всего этого стада, мы же элита, а это все быдло, потому и надо взгляд иметь несколько иной, чем все эти… быдлы. И если они слушают этого лектора, то мы в любом случае должны отнестись к нему весьма и весьма, да.