Великий маг
Шрифт:
Огоньки погасли, двери распахнулись. Мы снова оказались в тесной кабинке слишком близко друг к другу. Замкнутое помещение сразу наполнилось ароматом ее духов. Я ощутил, что голова начинает кружиться, но заставил себя достаточно твердо закончить:
– …но вот сейчас литература умерла. Умерла-умерла, хотя десяток издательств еще существует, бумажные книги все еще выходят. Но никогда значение писателя не будет столь велико, как в прошлом веке. Теперь писатели – всего лишь одна из множества профессий. Не лучше и не хуже. А потом исчезнет вовсе… Как исчезли извозчики.
Она смотрела с печалью.
– Как
– Кого? Извозчиков?.. Кто поумнее, тот пересел за руль такси. Остальные вымерли, но чего дураков жалеть?
Она сказала все так же грустно:
– Да, вы пересели вовремя… Но ведь когда-то вымрут и видеокниги?
– Вымрут, – согласился я безмятежно.
– Но ведь тогда и ваши великолепные работы…
– Мои, – ответил я коротко, – нет.
– Почему?
– Потому.
На шестом этаже лифт остановился, дверцы приглашающе распахнулись. На лестничной площадке пусто, тихо, только за пределами видимости что-то звякнуло. Двери, выждав положенные секунды, захлопнулись, лифт двинулся дальше. Кристина старалась смотреть мимо меня, я видел, как порозовели кончики ее аристократично вылепленных ушей.
Консьержка проводила нас заинтересованным взглядом. От меня не так часто выходят женщины, что появляются больше одного раза, а эта красотка уже который раз в течение недели.
А в самом деле, подумал я, но Кристина уже распахнула входную дверь, в лицо ударил горячий прокаленный воздух, и все посторонние мысли выпорхнули, как воробьи. Я вышел под жаркие солнечные лучи, Кристина помахала рукой и направилась к своей машине.
Михаил распахнул передо мной дверцу.
– Ваша знакомая? – спросил он.
– Мой литагент, – ответил я коротко.
– Красивая женщина, – заметил он.
– Очень, – согласился я.
– Вам повезло!
– Выше крыши.
Опять игра, подумал зло. Явно же знаете, все наши разговоры пишутся, складируются на харде, а потом комп при необходимости отыщет любую инфу по ключевым словам. Просто нужна либо моя реакция, либо что-то еще. Ну так получайте реакцию.
Я вытащил из кармана пальмик, на экране сразу высветилось дерево каталога. Кристина, конечно, не поняла, почему это меня не коснется смерть видеокниг. Решила, что вместо меня говорит обычная писательская самонадеянность, все творцы по определению – наглые, с сумасшедшестью, но я тихо произнес: «Первый день творения», комп порылся в спрятанных директориях, спросил пароль, пожужжал, что невероятно для такого скоростного проца, затем на экране высветился без всякой навороченной заставки текст…
Да, тот самый текст. Собственно, вещь в целом я почти закончил. Осталось состыковать разные линии, убрать противоречия, что неизбежны, когда работаешь над одной вещью несколько лет. Даже не столько противоречия, сколько разные оценки, что вообще-то в таком произведении недопустимы. Абсолютно! А их немало, ловлю на каждой странице, а почистил не больше трети объема…
Михаил покосился, сказал доброжелательно:
– Работаете? Правильно делаете… Я слышал, что надо ни дня без строчки.
Я вздохнул и захлопнул пальм. Все верно, если меня учат писательскому ремеслу все, начиная от школьника и заканчивая министрами, то почему нельзя шоферу?
Покрытые красным ковром ступени вели, казалось, на небеса. Или по меньшей мере к массивному трону, где восседает какой-нибудь Барбаросса или Навуходоносор. И пятеро негров с опахалами за спиной. От гостей-то я убежал, но вообще-то какой из меня лектор?.. Писать умею, но говорить с трибуны… Даже писать, с точки зрения критиков, не умею абсолютно. Дело в том, что набрасываю романы широкими мазками, не заботясь о вытютюливании текста, отдельных слов и словечек, пренебрегая аллитерацией и прочими финтифлюшками прошлых веков. Это, понятно, вызывает бешеный вой обозленных критиков и коллег по творчеству. Они тяжелые глыбы поднимать не могут, зато совершенствуются в обтачивании отдельных камешков, вырезании на них сюжетов, желательно – библейских, это придает значительность, но, если честно, всего лишь надувание щек.
Но именно они, как никто, подходят для вещания с трибун. У них и манеры, и величавость жестов, что скрывает отсутствие ума, и округлые фразы, что так хорошо раскатываются по аудитории.
И вообще верно ли делаю, что преподаю им эту лабуду? Ну, не лабуду, это я, как всегда, перегибаю, но не лучше ли сразу учить их работать с импами? Ведь в школах уже разрешено пользоваться калькуляторами, дети перестают считать в уме, никто не знает таблицу умножения, личная грамотность резко упала, ибо комп вылавливает все ошибки и поправляет…
Хотя нет, в военных академиях изучают и тактику применения Ганнибалом слонов, и преимущества македонской фаланги, и хитрости, с помощью которых Фемистокл разгромил Ксеркса в Саломинском бою, хотя вся эта фигня была бесполезна даже в прошлый век пулеметов и танков, не говоря уже о нашем времени.
Во всяком случае, именно работа с текстом, с этими простейшими буковками развила меня до степени… ну, скажем скромно, автора, который и зарабатывает неплохо, очень даже неплохо, и, как уже заметили даже террористические и антитеррористические блоки, влияет на общество.
В коридоре встретили двух моложавых мужчин в штатском, с хорошими манерами. Оба очень внимательно посмотрели на меня, один улыбнулся одними глазами. Михаил сказал почтительно:
– Тоже спецы по тайным операциям…
– Почему «тоже»? – спросил я.
– Но ведь и вы…
– Я воюю в открытую!
– Да? – переспросил он. – А мне почудилось, что они едва удержались, чтобы не отдать вам честь.
– У вас такие шуточки?
– Ну что вы, – ответил он обиженно. – Если бы вы знали, как вас здесь уважают! Здесь ваши самые ревнивые… или ревностные читатели.
– Упаси Господи, – пробормотал я.
Он открыл передо мной дверь, словно я такой уж калека, сам не смогу, а когда я, войдя, повернулся, нащупывая дверную ручку, преувеличенно низко поклонился и закрыл за мной дверь.
В зале все на местах, дружно встали, я прошел к столу чуть быстрее, чем обычно, не могу видеть какие-то знаки почитания, неловко, постоянно чувствую себя самозванцем, уж я-то знаю, что ничего еще не совершил… вернее, все то, что совершил, это вообще ни в какое с тем, что у меня лежит почти готовое в файле.