Великий мертвый
Шрифт:
Куа-Утемок досадливо цокнул языком, свернул рисунки, и спустя полчаса сделал так, как сделал бы Мотекусома: отправил парламентеров без одобрения Тлатокана. И спустя четыре дня узнал, что охрана Малинче убила их всех — даже без попытки узнать, зачем их прислали.
Что ж, это тоже был ответ, и Куа-Утемок сразу же атаковал. Сначала — в Чалько, а когда мертвецы перебросили туда свои отряды, — в третий раз за последние несколько недель поджог строящиеся бригантины. С какой бы целью не прибыло новое начальство, такие вещи ему нравиться
Кортес понял намек верно и, забрав 8000 человек у принявших его веру вождей, двинулся на Шочимилько. Выглядеть битым в глазах приехавших он совершенно не хотел. И тут же попал в ловушку.
Сначала Куа-Утемок заманил его в места напрочь лишенные воды, так что кастилане вынуждены были есть кактусы, а затем атаковал, и раненый в голову Кортес, едва не попал в плен и еле ушел — с жуткими потерями.
Куа-Утемок снова выслал человека с требованием переговоров с прибывшим начальством. И Кортес опять убил парламентера. И вот тогда пришла пора мешиканского флота.
Куа-Утемок выслал две тысячи пирог озером и восемь тысяч воинов — берегом, и кастилане после первой же стычки дрогнули, бросили не только награбленное, но даже собственную поклажу, и побежали — во главе с Кортесом. А двух его личных конюхов Куа-Утемок с удовольствием передал жрецам — для Тлалока. И едва обоим вырвали сердца, полил такой дождь, что сомнений не оставалось, — боги его услышали.
Едва ливень иссяк, и на просветлевшем небе показалось солнце, перевязанный тряпками Кортес со стонами водрузил на пробитую голову шлем и прошел в дом, выделенный прибывшему из Кастилии Королевскому казначею.
— Не желаете увидеть отличный пейзаж, сеньор Альдерете? — превозмогая тошноту, поинтересовался он.
Казначей бросил на него умный и несколько критический взгляд.
— Охотно.
Хулиан де Альдерете давно уже стремился к этому разговору, но сеньор Эрнан Кортес все время воевал, и времени все как-то не находилось.
Кортес подал знак пажу Ортегилье и двинулся вперед по широкой, гладкой мостовой.
— Вы отвергли мои дары, сеньор Альдерете, — вполголоса произнес он. — Почему? Они были сделаны от чистого сердца.
— Дары как приходят, так и уходят, — усмехнулся казначей, — а служба Его Величеству остается.
«Мало предложил», — понял Кортес.
— Его Величество не останется внакладе, — тут же заверил он. — И едва я войду в Мешико…
— Вы входили в Мешико уже дважды, сеньор Кортес, — внезапно оборвал его казначей, — а Его Величество все еще ничего не получил.
Кортес поморщился, но тут же взял себя в руки.
— Вот здешняя мечеть, — указал он в сторону пирамиды, — не желаете пройти наверх и осмотреть окрестности, сеньор Альдерете?
Казначей кивнул.
— Я вас уверяю, — заново начал Кортес, — что если бы не повороты военной фортуны…
Казначей поставил ногу на первую ступеньку и повернулся к нему.
— Под военной фортуной вы, вероятно,
Кортес отвел глаза. В своем письме Карлу Пятому он пожаловался, что все золото пришлось бросить в Мешико. И объяснить, откуда взялись деньги на покупку оружия и вербовку солдат, было непросто.
— Может, те солдаты, что рассказали мне об успешном выносе королевской пятины из Мешико, не лгут? — усмехнулся казначей. — Сколько там было, сеньор Кортес?
Кортес поперхнулся и закашлялся. Невидимая, тянущаяся еще с Кубы петля снова захлестнула его горло.
— Половина, — выдохнул он.
— Что — половина? — не понял казначей.
— Половина всего, что у меня есть, — ваша, — с трудом проговорил Кортес, — и вы больше не будете задавать мне вопросов о Королевской пятине.
Казначей усмехнулся и начал подниматься по лестнице высоченной пирамиды. Кортес досадливо крякнул и, превозмогая жуткую боль в пробитой голове, принялся подниматься вслед. Он знал эту паучью породу, — пока все не высосет, не отстанет, и — Бог мой! — с каким наслаждением он вонзил бы в него лезвие — туда, в самую глубь гнилых кишок…
— Где вы там? — бодро окликнул его сверху сытый, выспавшийся казначей. — Здесь и впрямь превосходный вид!
Кортес преодолел тошноту, из последних сил поднялся на плоскую площадку на самой вершине и — не выдержал — застонал. Площадка была забита людьми: в центре — приехавший торговать индульгенциями толстый францисканец брат Педро Мелгарехо де Урреа, а вокруг свежие, только что прибывшие солдатики. И они уже шумно приветствовали Кортеса — героя и покорителя.
— Воистину, прибытие ваше в Новую Кастилию и все деяния — великая милость Бога! — восторженно изрек монах. — Вы избранники! Откройте листы истории, и ни разу не найдешь столь же великих заслуг перед государем!
Кортес покачнулся, но удержался на ногах и впился взглядом в белеющий сквозь дымку далекий город Мешико.
— Не смею возражать, сеньоры, — тихо согласился он.
Давший ему — пусть и всего на несколько месяцев — чувство абсолютного счастья город был так близок…
Неподалеку сдержанно кашлянул казначей, и Кортес взял себя в руки.
— Но знали бы вы… сеньоры, сколь печалят меня наши прошлые и будущие потери… сколь гнетет тупое упрямство не желающих спасения своих душ язычников… сколь обескураживает гордыня здешних королей, отвергающих отеческую руку нашего христианнейшего государя…
Дождь, а точнее, ливень, шел беспрерывно, и прошло не более двух недель сплошного отступления, и даже новички перестали задавать глупые вопросы о золоте, бесплатных юных девах и прочем дерьме. Все они так вымотались, что спали на постах, а некоторые умирали прямо на ходу. И первым прорвало Антонио де Вильяфанья — по пути в очередной брошенный индейцами город.