Великий мертвый
Шрифт:
— Нас ничего не ждет, сеньоры, — повернулся Вильяфанья к друзьям. — Мешиканское золото утопил еще прежний правитель. Все, что было в Тлашкале, пропало. А то, что оставалось у Кортеса, истрачено им на оружие.
Продрогшие, вымокшие до последней нитки друзья так и шли — молча.
— Даже если мы возьмем столицу, — предположил Вильяфанья, — добычи там будет не больше, чем в Тескоко.
Спутники молча продолжали месить грязь размокшими альпаргатами.
— Вообще вся эта
— Верно, — мрачно отозвался кто-то.
— А тут еще и королевский казначей приехал. А значит, и махинации с пятиной вот-вот вскроются. Представляете, я подходил к Годою, а он говорит, что все бумаги пропали! Но люди-то эту пятину видели…
— Видели… — со вздохом подтвердил кто-то. — Вот только много ли этих людей после штурма в живых останется?
— Так, я об этом и говорю! — подхватил Вильяфанья. — Ни для чего, кроме как его задницу прикрыть, этот штурм не нужен!
— На пику его посадить пора, — подал голос мрачный, немолодой солдат. — Иначе он всех нас похоронит…
Солдаты шумно вздохнули.
— Я бы его убил… — вдруг произнес кто-то. — И совесть бы не мучила.
— И я бы убил.
— И я…
Вильяфанья, не веря своим ушам, хмыкнул и остановился — прямо посреди мокрой грязной дороги.
— А какого тогда черта мы ждем? Неужели мы все стали баранами? Нас на бойню ведут, а мы даже не блеем!
И тогда остановились все.
Кортес делал все, что мог. 8000 индейцев все несли и несли к углубленному, ведущему в озеро каналу изготовленные аж в Тлашкале части бригантин. А Мартин Лопес вместе со всеми, кто умел держать в руках топор, уже третий раз восстанавливал сожженный флот. Не забывал Кортес и о гостях из Кастилии, на первом же дележе отобрав для них лучших рабынь — и для Королевской пятины, и в качестве небольшого подарка.
Вой, конечно, поднялся жуткий, солдаты потребовали полного расчета, и тогда Кортес переговорил с интендантом, и через пару дней солдатам выдали счета — за амуницию, за оружие, за порох…
— Вы хотели полного расчета? — сухо поинтересовался Кортес. — Вот он ваш полный расчет.
Те, что умели немного читать, глянули в бумаги и остолбенели: выходило так, что они еще и должны.
— Здесь все точно, — добил их Кортес. — Королевский казначей подтвердит.
Солдаты изумленно глянули на важно кивнувшего казначея и поняли — через такого даже к Сеньору Нашему Богу не пробиться. А тем же вечером генерал-капитана навестил Берналь Диас.
— Как шея? —
— Плохо, — прохрипел так и держащий голову набок Диас. — Гниет.
Индейская стрела, лишь зацепила шею Диаса, когда он отбивался, сидя на крыше одного из домов затопленного Истапалапана. Но затем было несколько часов боев по грудь в ледяной воде, и рана застыла — так, что даже человечий жир не помогал.
— Главное, что живой остался, — подбодрил его Кортес.
— И тебе того же желаю… — выдавил солдат.
Кортес насторожился.
— В чем дело? Опять солдаты? Это из-за счетов?
— Не только солдаты и не только из-за счетов, — прохрипел Диас и положил на стол Кортеса несколько листов скрученной в трубочку индейской бумаги.
Генерал-капитан развернул трубочку и замер. Это была жалоба Его Величеству. На нескольких листах шло детальное описание всей взятой в боях добычи, а затем и то, как ею распорядились — в обход интересов Короны.
— Это кто ж такой умный нашелся? — мгновенно осипшим голосом спросил Кортес.
— Антонио де Вильяфанья, — коротко ответил Диас. — Его подпись первая стоит.
Кортес глянул в конец жалобы и взмок: кресты и подписи шли в два ряда на восьми с половиной страницах — человек триста-четыреста… две трети всех его бойцов. Даже только что прибывшие из Кастилии и Бискайи новички подписались.
— Черт…
— Ага, — хмыкнул Диас. — Да еще почти все капитаны…
Кортес быстро нашел начало списка подписей. Кроме пяти-шести капитанов, здесь подписались все.
— Но есть и хорошие новости… — проронил Диас. — Ни кандалов, ни Веласкеса, ни суда ты уже можешь не опасаться.
Кортес прикусил губу.
— Да-да, ты правильно понял, — краем рта усмехнулся Диас. — Они тебя казнить хотят. Прямо здесь.
И лишь тогда Кортес облегченно вздохнул.
— Все-таки боятся…
И капитаны, и солдаты явно не верили, что жалоба — сама по себе — способна что-то изменить.
— Только ты поторопись, Кортес, — мрачно вздохнул Диас. — Я эту жалобу прямо у Вильяфанья стащил. Он уже, наверное, хватился…
Из полутора десятков капитанов Кортес мог положиться лишь на пятерых: Педро де Альварадо, Кристобаля де Олида, Франсиско де Луго, Гонсало де Сандоваля и Андреса Тапию. Они и ворвались в дом Вильяфанья первыми. Стащили с постели, бросили на пол и, связав руки за спиной, поставили на колени.
И только тогда, затрещав занавесями из крашеного тростника, вошел Кортес. Приблизился, ухватил заговорщика за волосы и развернул его лицо на себя.
— Ты на кого голос подымаешь, Антонио?