Великий мертвый
Шрифт:
— Севилья. Город Эсиха… — Агиляр с усилием глотнул, — сеньор…
— А сюда как попал?
— Из Дарьена, сеньор. Восемь лет назад. Мы везли адмиралу королевскую казну и судебные дела, а сели на рифы… сеньор.
Капитаны переглянулись. Эту историю о жуткой междоусобице в Дарьене и пропавшей королевской пятине [10] в двадцать тысяч дукатов знали все. Однако большинство сходилось на том, что отосланный к Диего Колумбу капитан просто присвоил и
10
Пятина — пятая часть всякой военной добычи, по законам Кастилии и Арагона принадлежащая королю.
— Какие именно рифы? — встрял главный штурман армады Антон де Аламинос.
— «Змеи», сеньор, — почтительно склонил голову Агиляр.
Капитаны недоуменно переглянулись. «Змеи», они же «Скорпионы» отсюда были, черт знает, где.
— И как же вы сюда добрались? — прищурился главный штурман.
— На шлюпке, сеньор. Тринадцать дней шли.
Главный штурман недоверчиво хмыкнул.
— Без парусов?!
— Да, сеньор, — понимая, что ему не верят, забеспокоился Агиляр. — Только на веслах. Восемнадцать человек нас было.
— И в живых, конечно, остался ты один? — иронично выгнул бровь Кортес.
Пропавшая казна, целых восемнадцать спасшихся, о которых ни Эрнандес, ни Грихальва, ничего не слышали… он уже чувствовал: без «испытания» здесь не обойтись.
— Нет, не один, сеньор, но шестеро умерли, пока мы плыли, — беспрерывно облизывая губы, заторопился Агиляр, — и к берегу нас пристало двенадцать, сеньор. А потом сеньора Вальдивию и еще четверых мавры съели. Сразу, в первый же день… сеньор.
Капитаны снова переглянулись — теперь уже скорбно. Многих из них вербовали отплыть в Дарьен — как раз восемь-девять лет назад, а кое-кто знал Вальдивию лично, и такого конца для него не желал никто. Уж лучше б он присвоил королевскую казну.
— А остальные семеро? — напомнил падре Хуан Диас. — С ними что?..
— Мы бежали к Ах К'ин Куцу, святой отец…
— Куда-куда? — не поняли капитаны.
— Ах К'ин Куц — сеньор селения Шаман Сама, сеньоры…
Кортес заинтересованно наклонил голову.
— Ты что, знаешь язык мавров?
Несчастный на секунду замялся и вдруг залился краской стыда.
— Мне пришлось, сеньор. Иначе я бы тоже не выжил.
Кортес удовлетворенно улыбнулся. До сей поры у него был только один толмач — крещеный пленный мавр по имени Мельчорехо, но переводил этот мерзавец не просто плохо — убийственно. Кортес до сих пор подозревал, что лишь благодаря такому «переводу» он и получил в двух мелких городках столь яростное сопротивление.
— Кстати, о выживших… — встрепенулся главный штурман. — Кто еще может подтвердить, что вы дошли сюда от «Скорпионов» на веслах? Хоть кто-то, кроме тебя, остался?
— Только
В воздухе повисла тишина.
— Кто такой Герреро? — заинтересованно подался вперед Кортес, — и что значит «не взять»?
Агиляр прикусил язык; он уже понял, что ляпнул лишнее, и этот вопрос лучше было обойти.
— Герреро — бывший моряк, сеньор, — наконец-то нехотя проговорил он, — татуировки сделал, на сарацинке женился, а теперь еще и военным вождем у них стал. Он и научил мавров нападать на кастильцев…
Кто-то охнул.
— И… где он учил на нас нападать? — первым опомнился Кортес.
— У северного мыса, в Чампотоне и здесь. А где еще, я не знаю.
Капитаны скорбно замерли. Только теперь стало понятно, почему в других местах все идет, как по маслу, а здесь мужчины каждый раз выскакивают уже с оружием.
— Но Герреро — не самое страшное, — внезапно нарушил тишину Агиляр. — На этой земле самый опасный человек — Мотекусома.
Мотекусома никогда не говорил Высшему совету всего. Он утаил от вождей, что уже после первого набега четвероногих щедро платил за любой предмет, способный рассказать о них что-нибудь новое. Он умолчал о том, как в обмен на мелкие торговые льготы не без труда сделал своими шпионами почти всех плавающих морем купцов. И он хранил в глубоком секрете свои регулярные переговоры с вождями пограничных племен.
Лишь благодаря этим своим единоличным действиям он сумел наладить связи даже с врагами, собрать целую библиотеку донесений и сделать главный вывод: четвероногие опасны. По-настоящему опасны.
Нет, его вовсе не смущали ни бледный цвет лица, ни повышенная волосатость четвероногих. Но уже то, что они подчинили себе умную и свирепую, в полтора человеческих роста свинью, заставляло относиться к ним с уважением. Народ Мотекусомы смог приручить лишь мясистого глупого индюка да полностью лишенную шерсти и зубов собаку Течичи.
Опасным было и вооружение пришельцев. Стрелы их металлических луков летали вдвое дальше, военные пироги могли ходить даже против ветра, а про Тепуско [11] и «громовую трубу» Мотекусома не знал, что и подумать. Очевидцы утверждали, что «громовая труба» пробивает самый лучший панцирь даже на расстоянии в четыреста шагов. Тепуско же и вовсе более походило на молнию, нежели на человеческое оружие.
Но более всего встревожили Мотекусому пересказанные купцом слова мертвеца-перебежчика с непроизносимым именем Герреро. «Они не остановятся, — сказал перебежчик. — Никогда».
11
Тепуско — пушки.