Великий перелом
Шрифт:
— Мерзкая война, — сказал Мори.
В данный момент эти двое слишком хорошо понимали друг друга. Затем Мори спросил:
— И когда вы заключите сделку с маленькими дьяволами, кого вы продадите им?
— Гоминьдан, конечно, — ответил Нье Хо-Т’инг. — Когда война с вами и чешуйчатыми дьяволами кончится, реакционеры и контрреволюционеры останутся. Нам придется бороться с ними и дальше. Они думают, что это они будут бороться с нами, но историческая диалектика показывает, что они ошибаются.
— Это вы ошибаетесь, если думаете, что японцы не смогут навязать Китаю правительство
— А что станет с ценой на рис? — спросил Нье с неподдельным замешательством. — Постепенно вы устанете от побед дорогой ценой и от потерь в областях, которые вы считаете подчиненными, и тогда вы уберетесь прочь из Китая. Единственная причина, по которой вы сейчас побеждаете, в том, что вы стали использовать машины иностранных дьяволов (под ними Нье разумел европейцев) — раньше нас. Когда у нас будут свои собственные фабрики…
Мори откинул голову и расхохотался — умышленная попытка оскорбить.
«Давай-давай, — подумал Нье. — Смейся. В один прекрасный день революция пересечет море и высадится на ваши острова». В Японии много сельского пролетариата, эксплуатируемых рабочих, которые не могут предложить на рынке ничего, кроме своего труда, они так же безлики и взаимозаменяемы для крупных капиталистов, как винтики и шестеренки. Они — сухой фитиль, горючее для пламени классовой войны. Но — не сейчас. В первую очередь надо разбить ящеров.
— Мы договорились о цене за один такой снаряд? — спросил Нье.
— Пока нет, — ответил японец. — Информация полезна, да, но нам также требуется продовольствие. Посылайте нам рис, лапшу, сою, свинину или кур. За это мы вам дадим столько стопятидесятимиллиметровых снарядов, сколько вы можете взять, для чего бы вы их ни предназначали.
Они начали торговаться о том, какое количество продовольствия должен отдать Нье за снаряды, и о том, где и как организовать доставку. Как и прежде, Нье чувствовал презрение. Во время Большого Похода он постоянно заключал мелкие сделки с кадровыми офицерами и главарями бандитов, примерно такие же, что и в этот раз. Уцелевшие остатки некогда мощной императорской японской армии в Китае опустились до статуса бандитов; японцы не могли теперь позволить себе больше, чем грабеж в сельских местностях. И все равно они не могли обойтись без того, чтобы им не пришлось менять боеприпасы на продовольствие.
Нье решил, что не будет рассказывать Лю Хань подробности переговоров с японцем. Ее ненависть к ним была личной, как и к маленьким дьяволам. Нье тоже ненавидел японцев и чешуйчатых дьяволов, но с такой идеологической чистотой, какой его женщина не могла и надеяться когда-либо достичь. Но она обладала воображением и придумывала такие способы нанесения урона врагам Народно-освободительной армии и коммунистической партии, о которых он никогда и не думал. Успех, в особенности у тех, кто не формирует серьезную политику, может быть достижим и в отсутствии идеологической чистоты — конечно, временно.
Майора Мори нельзя было отнести
Насколько он знал, то же относилось и к маленьким чешуйчатым дьяволам. Они могли завоевывать, но, похоже, не представляли, как держать под контролем мятежную страну. Они даже не использовали убийства и террор, что для японцев было само собой разумеющимся. Максимум — они вербовали коллаборационистов, но этого было недостаточно.
— Превосходно! — воскликнул майор Мори, когда торги закончились. Он шлепнул себя по животу. — Какое-то время хорошо поедим.
Мундир болтался на нем, как мешок. Когда-то японец, возможно, был довольно упитанным человеком. Теперь нет.
— А вскоре приготовим для маленьких дьяволов подарочек, — ответил Нье.
А если его идея со снарядами принесет успех, он постарается свалить ответственность на гоминьдан. Лю Хань не одобрит этого: захочет, чтобы гнев чешуйчатых дьяволов испытали японцы. Но, как и сказал Нье, в долгосрочной перспективе гоминьдан более опасен.
И пока маленькие чешуйчатые дьяволы не заподозрят в нападении Народно-освободительную армию, переговоры с ними будут идти беспрепятственно. В последнее время эти переговоры приобрели особое значение, их требуется продолжать. Результат может быть куда более существенным, чем возвращение ребенка Лю Хань. Нье надеялся на это.
Он вздохнул. Если бы у него был выбор, то Народно-освободительная армия выгнала бы из Китая и японцев, и чешуйчатых дьяволов. Но выбора не было. Ты должен делать то, что обязан. И только потом, если тебе повезет, ты получишь шанс сделать то, чего хочешь.
Он поклонился майору Мори. Майор ответил ему тем же.
— Мерзкая война, — снова сказал Нье.
Мори кивнул.
«Но рабочие и крестьяне победят в ней, и в Китае, и во всем мире», — подумал Нье.
Он посмотрел на японского офицера. Может быть, и Мори владели мысли о победах. Что же, в таком случае он ошибается. Диалектика Нье доказывает это совершенно однозначно.
Мордехай Анелевич ступил на тротуар перед зданием на Лутомирской улице.
— Я могу иметь дело с врагами, — сказал он. — Я справлюсь и с нацистами, и с ящерами, но эти… Мои друзья! — Он закатил глаза в театральном отчаянии. — Vay iz mir!
Берта Флейшман рассмеялась. Она была на год или два старше Мордехая и внешне настолько бесцветна, что еврейское Сопротивление Лодзи часто использовало женщину для сбора информации: ее никто не замечал. Но вот смехом своим, искренним и сердечным, она выделялась.
— Сейчас дела у нас идут неплохо. Ящеры не смогли пройти через Лодзь, чтобы напасть на нацистов. — Она сделала паузу. — Конечно, не каждый согласится, что это хорошо.
— Знаю. — Анелевич поморщился. — Я и сам не считаю, что это хорошо. Это даже хуже, чем встрять между нацистами и русскими. Кто бы ни победил, мы все равно проиграем.