Великий перелом

Лю Хань была влюблена в Бобби Фьоре. Может быть, поначалу это была лишь близость двух униженных людей, у которых не было другого утешения, кроме друг друга, но потом между ними возникло настоящее чувство. Нье знал это. Он также знал, что иностранный дьявол тоже любил ее, даже если и не старался сохранять ей верность.

Неважно, насколько верным все это было, но для кади это не имело никакого значения. Нье попробовал другой способ.

— Чего бы она ни делала в прошлом — и что маленькие дьяволы показывают теперь, она делала только потому, что иначе ее бы уморили голодом. Возможно,

она не все ненавидела; возможно, этот иностранный дьявол вел себя прилично по отношению к ней в таком месте, где трудно найти что-то приличное. Но что бы она ни сделала, это грех чешуйчатых дьяволов, а не ее, и она раскаивается в том, что сделала.

— Возможно, — сказал Су Шун-Чин.

По китайским понятиям его лицо было слишком длинным и костистым, возможно, среди дальних предков он имел одного или двух иностранных дьяволов. Черты его лица отражали лишь суровое неодобрение.

— Вы знаете, что еще чешуйчатые дьяволы сделали с женщиной Лю Хань? — сказал Нье. Когда кади покачал головой, он объяснил: — Они фотографировали, как она рожает ребенка, сфотографировали, как ребенок выходит наружу между ее ног. Затем они украли его, чтобы использовать для своих целей, как будто он вьючное животное. Такие картинки они вам не покажут, могу поклясться.

— Это в самом деле так? — спросил Су Шун-Чин. — Вы, коммунисты, мастера придумывать ложь, чтобы помочь своему делу.

Нье сам считал все религии ложью, но возражать не стал.

— Это в самом деле так, — тихо ответил он. Кади изучающе посмотрел на него.

— Теперь вы мне не лжете, — сказал он наконец.

— Теперь я вам не лгу. — согласился Нье.

Он не хотел придираться к последним словам; затем он увидел, что Су Шун-Чин печально кивает, словно одобряя его признание в прежней лжи. Нье продолжил:

— На самом деле женщина Лю Хань после картинок, которые показывают чешуйчатые дьяволы, приобретает лицо, а не теряет его. Это доказывает, что маленькие дьяволы так боятся ее, что хотят дискредитировать любыми средствами, какие у них есть.

Су Шун-Чин пожевал губами, словно человек, обгладывающий мясо с куска свинины с множеством хрящей.

— Возможно, в этом есть доля правды, — сказал он после длинной паузы.

Нье стоило больших трудов скрыть облегчение, которое он испытал, когда кади добавил:

— Я расскажу верующим, как вы объясняете эти картинки, чего бы это ни стоило.

— Это будет очень хорошо, — сказал Нье. — Если мы будем бороться народным фронтом сообща, мы сможем побить маленьких чешуйчатых дьяволов.

— Возможно, есть доля правды и в этом, — повторил Су, — но только некоторая. Когда вы говорите — «народный фронт», вы имеете в виду ваш личный фронт. Вы не верите в равное партнерство.

Нье Хо-Т’инг постарался вложить в свой ответ как можно больше возмущения:

— Вы ошибаетесь. Это неправда.

К его удивлению, Су Шун-Чин рассмеялся. Он поводил пальцем перед лицом Нье.

— Ах, теперь вы снова мне лжете, — сказал он.

Нье начал было отрицать это, но кади жестом предложил ему молчать.

— Не обращайте внимания. Я понимаю, вы должны говорить то, что вы должны. Даже если я знаю, что это неверно, вы все равно будете

спорить. Идите же, и может быть, Бог, сострадающий и всемилостивый, когда-нибудь вложит мудрость в ваше сердце.

«Старый дурак и ханжа», — подумал Нье. Но Су Шун-Чин показал, что он вовсе не дурак, он собирался работать с коммунистами и бороться против пропаганды маленьких дьяволов. В одном он был прав: если Народно-освободительная армия станет частью народного фронта, то народный фронт придет на позиции коммунистической партии.

После того как Нье вышел из мечети, он пошел бродить по улицам и узким «хутунам» Пекина. Чешуйчатые дьяволы установили множество своих машин. Изображения Лю Хань плавали над каждой, вместе с одним или другим мужчиной: обычно с Бобби Фьоре, но не всегда. Маленькие чешуйчатые дьяволы увеличивали громкость звука в моменты, когда она достигала Облаков и Дождя, и громко транслировали комментарии их китайского лакея.

Кое-чего чешуйчатые дьяволы все-таки добились. Многие мужчины, наблюдавшие, как проникают в Лю Хань, называли ее сукой и проституткой (точно так, как Хсиа Шу-Тао) и насмехались над Народно-освободительной армией за то, что ее подняли там до уровня лидера.

— Я знаю, до какого положения я хотел бы ее поднять, — отпустил шутку один остряк, вызвав громкий смех.

Но не все мужчины реагировали подобным образом. Некоторые выражали симпатию к ее бедственному положению и высказывались об этом громко. Нье показалась особенно интересной реакция женщин, которые смотрели записи падения Лю Хань. Почти все без исключения они говорили одно и то же:

— Ох, бедняжка!

Они говорили эти слова не только друг другу, но также своим мужьям, братьям и сыновьям. По китайскому обычаю женщины держались на заднем плане, но это не означало, что у них не было способов заставить услышать их мнение. Если они решили, что маленькие чешуйчатые дьяволы угнетали Лю Хань, то они говорили это и своим мужчинам — и, раньше или позже, мнение мужчин начнет изменяться.

Партийная контрпропаганда от этого тоже не пострадает. Нье улыбнулся. Маленькие чешуйчатые дьяволы нанесли себе такой удар, которого партия нанести бы не смогла.

Глава 7

— Ну так, черт побери, и где же этот ад?

И гудящий баритон, и эта наглость «посмотри-ка-мир-вот-он-я», могли принадлежать только одному человеку из знакомых Генриха Ягера. И он никак не ожидал, что услышит его голос во время кампании против ящеров в западной Польше.

Он вскочил на ноги, стараясь не перевернуть небольшую алюминиевую печку, на которой подогревался его ужин.

— Скорцени! — воскликнул он. — Какого дьявола вы тут делаете?

— Дьявольскую работу, мой мальчик, дьявольскую работу, — ответил штандартенфюрер СС Отто Скорцени, заключая Ягера в медвежьи объятия, сокрушающие ребра.

Скорцени возвышался над Ягером сантиметров на пятнадцать, но доминировал над большинством людей за счет не роста, а чисто физического присутствия. Если вы подпадали под его чары, вы соглашались выполнить все, чего он добивался, независимо от того, насколько невозможным казалось это вашему разуму.