Великий понедельник. Роман-искушение
Шрифт:
– Баккуроты вчера Лазарь нарвал. Вкусные – прелесть!
Магдалина тут же взяла один баккурот в руки, повертела, понюхала, потом аккуратно положила обратно, а блюдо переставила с центра стола на тот торец, возле которого стоял стул с высокой спинкой.
Глаза у Марфы прищурились и заблестели, губы еще больше припухли.
– А как тебе Иуда? Давно хотела тебя спросить, – вдруг сказала Марфа.
– Что значит «как мне Иуда»? – спросила Магдалина, оглаживая спинку единственного стула.
– Ну, как ты к нему
– А как я должна к нему относиться? – спросила Магдалина, медленно поднимая на Марфу черный, глубокий и тяжелый теперь взгляд. Обычного человек такой взгляд наверняка бы смутил и заставил потупиться. Но Марфа обычной женщиной не была.
– Иуда красив, – не без вызова объявила Марфа.
– Ну и что из этого? – спросила Магдалина.
– Он красивее всех других первых учеников. Мне кажется, он даже красивее Иисуса.
На короткое время между двумя парами женских глаз возник как бы поединок: зеленые глаза угрожающе сверкали и напористо светились, а черный взгляд сначала словно отступил и поддался, а потом окружил взгляд зеленый, стал отбирать у него лучики и гасить блестки, опустошая его и точно засасывая. И когда ничего уже от вызова и насмешки в глазах Марфы не осталось, Магдалина ответила уверенно и грустно:
– Красивее Него никого нет, не было и быть не может! Смазливее – пожалуй.
Опустошенный свой взгляд Марфа отвела в сторону и обиженно заявила:
– Иуда к тебе неравнодушен. Мне кажется, он тебя любит.
– Иуда не может меня любить, – печально усмехнулась Магдалина.
– Это почему же? – оживилась Марфа, и тотчас на щеках ее запрыгали розоватые веснушки.
– Хотя бы потому, что ему нравится твоя сестрица, Мария.
– Кроме тебя, Мария всем нравится.
Марфа замолчала, словно выжидая, пока Магдалина ответит на это как бы случайно выскочившее «кроме тебя».
Но Магдалина молчала. И потому Марфа добавила:
– На тебя Иуда смотрит совсем по-другому.
– Да, по-другому, – кивнула Магдалина. – Потому что он меня боится.
– Боится?! – искренне удивилась Марфа. – С какой стати?
– Потому что я вижу его насквозь, – сказала Магдалина.
В глазах Марфы удивление быстро сменилось любопытством, и это любопытство так ярко и жарко загорелось, что белые перламутровые щечки порозовели.
– Что? Что?! Что?!! – воскликнула рыжеволосая женщина. – Что ты там видишь в Иуде, когда видишь его насквозь?!
Магдалина глянула на нее исподлобья, словно прикидывая, сказать правду или уйти от ответа. И решила сказать правду:
– Я вижу, что больше всего на свете он любит самого себя.
Марфа прищурилась и возразила:
– А ты видела мужчин, которые бы себя не любили?
– Видела, – тревожно улыбнулась ей Магдалина.
Марфа пожала плечами, отошла от стола и направилась к дому. Но с полдороги вернулась обратно и объявила, уперев
– Ничего ты не видишь в Иуде! Не видишь, что он образованный человек, с которым очень интересно бывает разговаривать. Но это не главное. Главное, знаешь, что?
– Не знаю, – задумчиво ответила черноволосая Мария, пристально глядя на подругу.
– Главное – он удивительно нежен. Он нежен и ласков с женщинами. В мужчине это редко встретишь… Тебе, что ли, мне объяснять?
Никаких особых изменений не произошло в Магдалине. Разве слегка дернулся левый глаз и обычно прямая спина чуточку сгорбилась. Но Марфа не обратила внимания и продолжала:
– Когда Симон меня иногда обнимает… А мы с ним уважаем это дело… Так вот, иногда, вроде бы в самый неподходящий момент, я вдруг представляю себе, как бы меня ласкал и радовал Иуда… Он наверняка не такой умелец и мастер, как Симон. Они, люди ученые, говорят, слишком умны для постели, вся сила у них в разговоры уходит… Понимаешь, Мария, иногда очень ласки и нежности хочется! Пусть не силен, пусть неловок. Я опытная женщина, быстро его научу и силу в нем разбужу. Но ласка – от Бога, и если ее нет в мужчине…
– Грех это, Марфа, – задумчиво прервала подругу Магдалина.
– Так ведь я мысленно! – с радостным бесстыдством воскликнула рыжеволосая хозяйка. – Мужу своему я ни с кем не изменяла! Даже когда он болел и не жил с нами!
– Это еще больший грех, когда мысленно, – твердо объявила Мария. – И Он однажды сказал нам, что когда прелюбодействуешь в душе…
– Грех! Грех! Знаю! Знаю! Господи, прости и помилуй! Помилуй чертову бабу и глупую грешницу! – затараторила и засмеялась Марфа и побежала на кухню.
И тут же вернулась обратно с блюдом, на котором лежали тмин, укроп, мята травинка к травинке.
– А травы зачем? – спросила Магдалина. – Он утром не употребляет. И другие ученики не берут их за завтраком.
– А Иуда – любит, – сказала Марфа. – И кто-то еще из апостолов. Не вспомню, кто.
– Нафанаил, – подсказала Магдалина. – Но он редко приходит на завтрак.
– Сейчас масло принесу. Иуда любит много оливкового масла, – сказала Марфа и никуда не ушла, осталась стоять, с любопытством разглядывая Магдалину.
– А Симон где, муж твой? – настороженно спросила Магдалина.
– Нет его, – машинально ответила Марфа, не сводя с Магдалины любопытствующего взгляда. – Говорит: неудобно спать дома с женой, когда другие ученики ночуют в шалашах и без женщин… А что ты вдруг про мужа моего спросила?
– Давно не видела, – сказала Магдалина. – С субботы, когда твоя сестрица устроила здесь представление.
– Далась тебе моя сестра! В отличие от нас, она – человек Божий!
Марфа снова ушла. И снова вернулась, на этот раз принеся две глиняные миски с жидким медом.