Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»
Шрифт:
Полковник Кулябко не мог похвалиться глубокими знаниями. Однако желтая пресса и вполне солидные издания благосклонно писали о его подвигах на полицейском поприще. «Он уничтожил украинский союз «Спилка», довел партию социал-демократов, оперировавшую в Киеве, почти до полного уничтожения, произвел массовые обыски в рядах революционеров, задержал многих анархистов», – вещал один уличный листок. «В Киеве, по словам сведущих людей, не было, кажется, ни одного дома, где бы не квартировал тайный агент охраны», – вторили «Биржевые ведомости».
Учитывая такую высокую репутацию организаторов охраны, следует признать, что или ошибки были допущены намеренно, или… репутация была дутой. На наш взгляд, второй вариант ближе к истине. Если приглядеться к карьере Курлова, то обнаружится, что своим продвижением он был обязан не уму или особым талантам, а трехлетней службе прапорщиком конногвардейского полка. Между гвардейскими частями шло негласное соперничество. Александр III в свое время благоволил кавалергардам, которые в его царствование прибрали к рукам все лучшие места. При Николае II, который, будучи наследником, служил в конной гвардии, ситуация изменилась в пользу его однополчан. Министр императорского двора Фредерикс, бывший командир конногвардейского полка, расставил однополчан на все посты в дворцовом ведомстве; да и царская свита почти сплошь состояла из них. Неважно, что Курлов вскоре сменил гвардейский мундир. Полковая солидарность была вечной, на любом посту он считался своим для царского окружения. Именно поэтому придворные доверяли генералу больше, чем штатскому Столыпину. На прокурорском поприще Курлов не снискал особых лавров, да и его административные дарования можно поставить под сомнение, так как губернаторство в Минске закончилось неприятным скандалом. С полицейским ремеслом он был почти незнаком. Он был вице-директором при Трусевиче, который сам не являлся профессионалом и вдобавок ревниво следил, чтобы его помощник не проявлял самостоятельности. По сути, Курлов занимался политическим розыском полтора года с момента назначения товарищем министра внутренних дел в январе 1909 г. За это время он допустил промах с Петровым-Воскресенским, промах настолько серьезный, что стоил бы карьеры любому, кроме протеже конногвардейской свиты.
Поразительно, что Курлову простили и смерть премьер-министра. Его освободили от наказания, а в первые дни мировой войны назначили генерал-губернатором Восточной Пруссии, потом генерал-губернатором Остзейских губерний. Медлительность генерала с эвакуацией Курляндии граничила с саботажем. Когда его подвиги подверглись обсуждению в IV Государственной думе, некоторые депутаты требовали повесить Курлова как изменника. Но и после фиаско в Прибалтике генерал не был забыт. В сентябре 1916 г. министром внутренних дел стал ставленник Распутина – А.Д. Протопопов. Он немедленно взял в советники Курлова; генерал вновь оказался на посту товарища министра, хотя официально указ о его назначении не был опубликован Сенатом из опасений, что разразится публичный скандал. Карьеру Курлова прервала Февральская революция.
Получив в свое управление Департамент полиции, Курлов выбрал помощником Веригина, которого департаментские чиновники не подпускали к мало-мальски важным делам. Веригин был пустым светским щеголем, хвастуном и вралем, каких свет не видывал. Курлову он пришелся по душе, потому что приносил в его кабинет все министерские сплетни и не брезговал деликатными поручениями, имевшими отношение к расстроенным финансам товарища министра. Эти услуги Курлов щедро вознаграждал повышением по службе. В департаменте уже было четыре вице-директора, но специально для любимчика товарища министра был учрежден пятый вице-директорский пост. Новоиспеченный начальник держал себя хозяином здания на Фонтанке и при этом ни за что конкретно не отвечал. Во всеподданнейшем отчете Трусевича отмечалось: «В силу сосредоточения в руках Веригина нескольких должностей создалось совершенно особое положение его в департаменте, так как если возникало затруднение в одной из них, то он прикрывался обязанностями по другой» [474] . Столыпин знал цену своему подчиненному и отказывался представить Веригина к чину камергера, что неоднократно по настоянию Курлова предлагал его друг, дворцовый комендант Дедюлин. В Киеве вклад Веригина в разработку операции выразился в том, что он предложил Богрову свой собственный билет в первых рядах партера. Полковник Спиридович едва урезонил его, объяснив, что неизвестный молодой человек будет слишком бросаться в глаза среди седовласых генералов.
474
Всеподданнейший доклад сенатора Трусевича о произведенном им по высочайшему повелению расследовании деятельности должностных лиц, принимавших участие в осуществлении охраны во время пребывания его императорского величества в г. Киеве в 1911 г. СПб., 1912 // ГАРФ, ф. 271, оп. 1, д. 24, л. 8 – 9.
Товарищ министра и вице-директор никогда не занимались разыскной работой, более того, до встречи с Богровым им никогда не доводилось видеть в лицо ни одного секретного агента. Но этого нельзя было сказать о полковнике Спиридовиче, хотя задним числом можно заметить, что репутация полковника была несколько преувеличенной. Те, кто побывал на его допросах, вспоминали, что восходящая звезда политического розыска ловко запутывал в своих сетях только совсем неопытных новичков. Когда же приходилось иметь дело с мастерами революционной конспирации, он нередко попадал впросак. И все же Спиридович являлся единственным профессионалом среди всей четверки, имевшей дело с Богровым. Поразительно не то, что он поверил рассказу о прибытии в Киев группы террористов. Это как раз вполне естественно. Удивительно другое. Он не принял элементарных мер предосторожности, не потрудился проверить сообщения секретного агента. Пассивность Спиридовича отчасти объяснялась тем, что во время торжеств его держали на вторых ролях. Всем заправлял генерал Курлов, и полковник даже жаловался на неуместное «конспирирование» коллег по отношению к нему. По ряду причин Спиридович считал для себя неудобным вмешиваться в распоряжения Кулябко. Однако главная причина, на наш взгляд, заключалась в другом. Опытный жандарм мог бы поймать Богрова на противоречиях. Но для этого надо было провести тщательное расследование, кропотливо сопоставить все детали, приложить массу усилий. Спиридович же пятый год находился при императорском дворе. Праздная и роскошная жизнь постепенно отучала от напряженного труда. Недаром, по общему мнению, такой ленивой и наглой обслуги, как при дворе, не было нигде в России.
Казалось бы, лица, отвечавшие за безопасность царя, должны были не смыкать глаз во время выездов, чреватых всякими случайностями. Но жандармы, за исключением захворавшего генерала Курлова, веселились напропалую. Местная полиция наблюдала за разгулом столичных гостей. Киевский полицмейстер докладывал: «Однажды поздно вечером Спиридович, вернувшись в гостиницу из сада в сопровождении двух кафешантанных певиц, занял вместе с ними в нижнем помещении этой гостиницы отдельный кабинет, в котором и ужинал с ними, причем по окончании ужина одна из певиц уехала домой, а другая осталась у него ночевать». Слово «однажды» надо заменить на «постоянно», так как полковник был каждодневным завсегдатаем увеселительного заведения «Шато де Флер». У Веригина, Сенько-Поповского и других жандармских офицеров, прибывших с царской свитой, была своя компания. Вице-директор, как жаловались местные власти, остался должен извозчику 300 рублей и не высылал их, несмотря на телеграммы в Петербург. Согласно рапорту городовых, «камер-юнкер Веригин выходил вечером в штатском платье после 12 часов ночи, посещал «Шато» не особенно часто, частные квартиры различных шансонетных певиц и нередко возвращался поздно ночью в сильно возбужденном состоянии. Иногда он выходил вместе с Сенько-Поповским… Однажды, возвращаясь в Европейскую гостиницу на простом одноконном извозчике под утро, г. Веригин упал с дрожек около Николаевской улицы, а Сенько-Поповский упал около здания Городской думы» [475] .
475
ГАРФ, ф. 271, оп. 1, д. 10, л. 37 об.
Это веселье на правах радушного хозяина организовывал подполковник Кулябко. Он единственный понес наказание за провал охраны на киевских торжествах. Ясно, что высшие власти решили пожертвовать им как пешкой. Но на Кулябко и в самом деле лежала основная часть вины. Один он знал Богрова и уверил коллег в безусловной надежности своего агента. Он упустил прекрасную возможность проверить квартиру на Бибиковском бульваре и тем самым вывести обманщика на чистую воду. Он мог обыскать Богрова у входа в театр и приставить к нему сопровождающего. Почему начальник охранного отделения не предпринял ничего из того, что должен был сделать по долгу службы?
Писатель Александр Солженицын дал ему хлесткую оценку: «Кулябко был выдающийся баран, до поразительности ни о чем не осведомлен…» Чем глубже изучаешь это дело, тем больше понимаешь правильность такой оценки. Подполковнику исполнилось 38 лет, он был из дворян Петербургской губернии, потомственный военный. Закончил 1-е Павловское военное училище вместе со Спиридовичем. Их связывали не только дружеские, но и родственные узы. Они были женаты на родных сестрах, что по тем временам считалось довольно близким родством. Кулябко закончил пехотную службу еще подпоручиком и перешел на полицейскую службу в чине губернаторского секретаря. Карьера складывалась неудачно, он достиг всего лишь места помощника уездного исправника. Продвижению помог свояк. Кулябко был взят к нему под крыло в Киевское охранное отделение, потом Спиридович рекомендовал его в помощники, а через некоторое время он стал начальником. Назначение состоялось при Трусевиче; вскоре директор убедился в своей ошибке и в сердцах говорил чиновникам, что возьмет Кулябко в департамент «писать бумаги», так как на другое он не годится. Намерению директора не суждено было осуществиться. Как ответственный за политический розыск Кулябко близко познакомился с тогдашним киевским губернатором Курловым, который не оставлял его своим покровительством после переезда в столицу. Как только Курлов был назначен товарищем министра внутренних дел, акции начальника охранного отделения резко подскочили. Кулябко, имевший штатский чин, был переведен в корпус жандармов и из подпоручиков запаса произведен сразу в ротмистры. Меньше чем через год его сделали подполковником. Поскольку Киевское охранное отделение было районным, т.е. головным для всего Юго-Западного края, Кулябко подчинялись генералы из губернских жандармских управлений.
Неудивительно, что подполковник ошибся в Богрове. Он совсем не разбирался в людях и неоднократно доказывал это за время службы. Его протеже – некий Спиридон Асланов был назначен руководителем киевской сыскной полиции. Он вступил в стычку с разбойными шайками, затем за невероятные злоупотребления был осужден на каторжные работы. Политическая полиция работала очень плохо. Весной 1909 г. Герасимов совершил инспекционную поездку по Юго-Западному краю. В своем отчете о Киевском охранном отделении он писал: «Господа офицеры совершенно не занимаются агентурой, а ею ведает начальник отделения и филер Демидюк. Занятий и руководства агентурой нет» [476] . Кстати, старший филер С.И. Демидюк в основном общался с агентом Аленским. Он совершенно не разбирался в особенностях политических течений. Очевидец описывал результаты экзамена, который Герасимов учинил старшему филеру: «Он при мне задавал вопросы по знанию его партийных уставов и, не слыша ответов правильных, спросил: «А что такое анархия?» И когда Демидюк ответил: «Не знаю», генерал Герасимов приказал ему уйти вон» [477] .
476
Там же, д. 4, л. 28.
477
Там же, д. 2, л. 1 об.
В следующем году положение еще более ухудшилось. В справке Департамента полиции за декабрь 1910 г. констатировалось: «В киевском охранном отделении не имеется ни одного сколько-нибудь полезного сотрудника ни по одной организации, хотя содержания агентуре выдается от 1600 рублей в месяц» [478] . По политическим партиям картина выглядела следующим образом: восемь осведомителей по эсерам, из них шесть не дали за год ни одного сведения, три осведомителя по социал-демократам, «из коих двое дают ничтожные сведения, а один, получающий по 100 рублей в месяц, никаких сведений не дает», по украинской «Спилке» один агент, не дававший никаких сведений, по студенческому движению восемь агентов, из которых два бездействовали и шесть давали ничтожные сведения. В справке отмечалось, что по анархистам агентура отсутствовала. И действительно, Богров к этому времени прекратил сотрудничество. Для Кулябко это была большая потеря. По словам Трусевича, подполковник «ценил Мордку Богрова за умение придумывать планы ликвидации, хотя вся подготовка таковых должна лежать исключительно на начальнике отделения» [479] .
478
Там же, д. 5, л. 96.
479
Всеподданнейший доклад сенатора Трусевича. С. 12.