Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»
Шрифт:
Приблизительно в 11-м часу утра, Богров явился в Европейскую гостиницу и имел новое свидание с Кулябкою и Веригиным, которым сообщил, что предполагавшееся около 12 часов посещение его квартиры «Ниною Александровною» отложено и что встреча террористов должна состояться в 8 часов вечера на углу Бибиковского бульвара и Владимирской улицы, у здания 1-й гимназии, для окончательной выработки плана дальнейших действий. К сему Богров добавил, что он может быть поставлен в очень затруднительное положение, если его вовлекут в преступный акт. Это замечание подействовало на его собеседников, которые заявили, что ни в каких активных выступлениях Богров не должен участвовать. Тогда он начал настаивать на том, что для «изоляции» его от «бомбистов» ему необходимо находиться в театре, причем, показав билет «Николаю Яковлевичу», он, Богров, получил бы даже возможность принять на себя обязанности разведчика в отношении Министров. По поводу этого более чем сомнительного рассказа у Кулябки и Веригина возник только один вопрос, каким образом Богров объяснит революционерам получение билета на парадный спектакль. Богров тотчас уверил своих слушателей, что он сошлется на содействие кафешантанной певицы «Регины», имеющей высоких покровителей, каковое соображение вполне успокоило Веригина и Кулябку, и они согласились дать Богрову означенный билет. Тогда Богров стал доказывать, что, ввиду возможного контроля за его действиями со стороны единомышленников «Николая Яковлевича», ему необходимо занять в театре такое место, чтобы быть у них на виду. Веригин возразил, что в первых рядах дать билет нельзя, так как там будут сидеть только генералы и другие высокопоставленные лица, а Кулябко предложил одно из кресел в дальних рядах партера и обещал Богрову прислать билет, если планы революционеров не изменятся в течение дня. Затем, вследствие просьбы Богрова дать ему инструкции относительно дальнейшего образа действия, Веригин и Кулябко приступили к обсуждению всех возможных положений, в которые мог быть поставлен Богров, если бы его вовлекли в активные действия или возникла необходимость задержания злоумышленников.
Приведенное выше объяснение Богрова о том, что он доказывал целесообразность присутствия его в театре необходимостью отделиться от группы террористов на случай их ареста, вполне подтверждается показанием старшего филера Демидюка, удостоверившего, что в разговоре с ним Кулябко именно этим соображением мотивировал допуск Богрова на спектакль.
По уходе Богрова из Европейской гостиницы Веригин и Кулябко, в присутствии Спиридовича, представили подробный доклад генералу Курлову, который, по показаниям Кулябки, не возражал против решения пустить Богрова в театр. В связи с полученными от Богрова сведениями было высказано мнение, что свидание террористов на Бибиковском бульваре может или ограничиться только совещанием, или окончиться выходом их на линии Высочайшего проезда с оружием и метательными снарядами, причем решено было в первом случае вести дальнейшее наблюдение, а в последнем арестовать злоумышленников. Тогда же одобрен план подачи Богровым филерам сигнала курением папиросы, если террористы решат приступить к посягательствам.
Что же касается до упомянутого выше распоряжения Дворцового Коменданта об аресте преступной группы, то мера эта не могла быть исполнена, так как, за несостоявшимся свиданием террористов на квартире Богрова, «Нина Александровна» не была взята в наблюдение и, таким образом, соучастники «Николая Яковлевича» оставались не обнаруженными.
В показаниях на предварительном следствии Богров, описывая переговоры свои с Веригиным и Кулябкою в Европейской гостинице, удостоверил, что он сам сознавал всю несостоятельность своих повествований и понимал, что его сношения с охранным отделением по телефону, через посыльного и лично, появления в местах Высочайших посещений и явка в Европейскую гостиницу для свидания с жандармским офицером представляли собою приемы сношений, совершенно недопустимые для секретного сотрудника. Значение этого уличающего заявления Богрова должно быть принято во внимание при обсуждении действий, не только Кулябки, но также и генерала Курлова, Веригина и Спиридовича, вполне осведомленных о существе докладов Богрова и означенных способах доставления им сведений разыскным органам. Само по себе домогательство Богрова получить доступ в театр не могло бы иметь успеха, если бы упомянутые должностные лица решились проявить в этом деле свою инициативу и, отказав Богрову в билете, предложили ему объявить «Николаю Яковлевичу» о невозможности достать место в театр, куда доступ был обставлен значительными затруднениями даже для людей, занимающих высшее положение по сравнению с помощником присяжного поверенного Мордкою Богровым, замешанным в делах революционного характера. Однако же объяснения Богрова были приняты на веру, без всякой критики. Сознавая и сам несостоятельность своих доводов, Богров, по его показанию, не опасался скорого разоблачения созданных им вымыслов, видя, что Кулябко, с одной стороны, словно ему верит, а с другой – находится в такой «суматохе», при которой не было возможности вникать в поведение и сущность заявления его, Богрова.
То состояние, в котором находился Кулябко во время описанных событий, независимо от доказанной ранее неспособности его руководить серьезным делом, устанавливает с непреложностью, что ни генерал Курлов, ни его ближайшие помощники не приняли решительно никаких мер, чтобы обставить разработку агентурных сведений первостепенной важности сколько-нибудь соответственно наступившему критическому моменту. Кроме того, совершив одно нарушение путем разрешения Богрову присутствовать на спектакле, те же должностные лица сделали еще более непростительное упущение, не учредив за Богровым наблюдения в театре, хотя у них к тому была полная возможность, и против чего Богров, если бы он искренно служил делу розыска, не мог возражать.
Закончив обсуждение новых заявлений Богрова, генерал Курлов и его помощники приступили к мерам охранительного характера. Прежде всего, по настоянию полковника Спиридовича было послано Дворцовому Коменданту составленное Спиридовичем от имени генерала Курлова письмо с кратким изложением первого заявления Богрова и последующих его донесений, с указанием на производимую разработку этой агентуры, а равно на необходимость изменения как путей следования Вашего Императорского Величества по улицам Киева, так и порядка движения экипажей в кортеже, причем генерал Курлов засвидетельствовал свою уверенность, что боевая группа не остановится и перед посягательством на Священную Особу Вашего Императорского Величества.
Вслед за этим генерал Курдов поставил по телефону и лично в известность Статс-секретаря Столыпина об угрожающей ему опасности и сделал то же в отношении Министра Народного Просвещения Кассо через Веригина и директора Департамента Общих Дел Вестмана. Однако оба Министра, невзирая на все настояния, не признали возможным отказаться от присутствования на смотре потешных и в театре, почему генерал Курлов возложил на того же Кулябку усиление охраны их квартир, а равно и организации переездов их в места посещений на особых автомобилях. Когда затем предстояло возвращение Вашего Императорского Величества с маневров, то генерал Курлов проследовал со Спиридовичем по линии проезда и снял наряды наружной полиции, вследствие чего наполнявшая улицы публика разошлась. Встретившись с Генерал-адъютантом Дедюлиным у Дворца, генерал Курлов ознакомил его с вновь полученными сведениями и возобновил разговор об изменении дальнейших маршрутов Высочайших проездов, но генерал Дедюлин сказал, что избрать новый путь следования на ипподром и заменить открытый экипаж мотором нельзя, относительно же порядка проезда в театр проект Курлова был принят.
Выполнение разыскных мер Товарищ Министра предоставил единоличному усмотрению подполковника Кулябки без всякого ему содействия или контроля над его распоряжениями. Результатом этого явного бездействия было то, что Кулябко на глазах у начальства продолжал разъезжать по городу, не озаботившись проверкой наружного наблюдения за домом Богрова и выяснением событий, происходивших в его помещении. Между тем в течение того же 1 сентября в квартире Богрова навестил несколько раз горничную Батурину упомянутый выше писец охранного отделения Сабаев, который тогда же сообщил об этом Демидюку, находившемуся в наблюдении у дома Богрова. Кроме того, без всякой опасности для положения Богрова как сотрудника можно было навести, под любым предлогом, справку о пребывании у Богрова постороннего лица через швейцара, знавшего, что у хозяина его никого не было.
В 6-м часу дня для смотра потешных на Печерском плацу изволили прибыть на ипподром Ваше Императорское Величество по неизмененному маршруту следования. Туда же, не замеченный наблюдением, отправился Богров и поместился около группы фотографов и корреспондентов в нескольких шагах от ковра, по которому ожидалось шествие Вашего Императорского Величества и лиц свиты. Однако же, будучи усмотрен секретарем бегового общества Грязновым, Богров, не предъ-явивши соответственного билета, был удален Грязновым. На ипподроме подполковник Кулябко, встретившись с полковником Спиридовичем, переговорил с ним о предстоявшем свидании злоумышленников на Бибиковском бульваре и сообщил, что руководство мерами розыска на месте возложено на упомянутого Демидюка. Вся эта беседа, по удостоверению Спиридовича, происходила «наспех», так как ожидался уже разъезд высоких посетителей. С ипподрома Кулябко вернулся в охранное отделение, куда вскоре позвонил Богров и, уведомив Кулябку, что планы «Николая Яковлевича» не изменились, просил прислать билет в театр. Только в это время, то есть менее чем за 1/2 часа до предполагавшегося выхода «Николая Яковлевича» на бульвар, Кулябко, вызвав Демидюка в отделение, поставил его в известность об этом обстоятельстве, но не озаботился установлением филерского наблюдения у первой гимназии, куда террористы могли явиться без сопровождения агентов, если бы последние утеряли их из виду в толпе по пути от дома Богрова.
Для пропуска Богрова в театр Кулябко воспользовался одним из билетов, полученных им заранее от городского головы на нужды охраны и находившихся временно у ротмистра Самохвалова, которому Кулябко указал, что билеты эти принадлежат полковнику Спиридовичу. Взяв из них билет на кресло за № 406 в 18 ряду, Кулябко вручил таковой Демидюку для передачи Богрову через швейцара от имени «Регины». При этом Кулябко пояснил Демидюку, что сам Богров на свидание террористов не пойдет, а будет в театре, чтобы, таким образом, отделиться от злоумышленников на случай ареста их на Бибиковском бульваре.
Незадолго до начала спектакля к театру прибыл генерал Курлов и выбрал особый малый подъезд для входа Статс-секретаря Столыпина. По показанию генерала, он сделал это в присутствии городского головы Дьякова, который, однако, ссылки на него не подтвердил. В то же время подполковник Кулябко распорядился, чтобы автомобиль Председателя Совета Министров был направлен к главному подъезду театра.
Между тем Богров, обеспокоенный замедлением в доставлении билета, вышел из дома и, встретив Демидюка, получил от него билет. Придя затем в театр, приблизительно за 20 минут до начала представления, Богров встретился с Кулябкой и сообщил ему, что свидание на Бибиковском бульваре не состоится и произойдет на какой-то частной квартире, куда переедет и «Николай Яковлевич». Об этом Кулябко тотчас же сообщил прибывшему с Статс-секретарем Столыпиным штабс-капитану Есаулову. Опасаясь ухода «Николая Яковлевича» из квартиры сотрудника, Кулябко поручил Богрову проверить пребывание там террориста и объяснить свое возвращение желанием взять забытые перчатки. Когда Богров ушел, Кулябко и Веригин, не расстававшиеся почти во все время первых двух действий, отправились в расположенную на Театральной площади кофейню Франсуа. По выходе оттуда Кулябко увидел на театральном подъезде Богрова, которого не пропускал жандармский офицер, так как билет Богрова был уже без контрольного талона. Тогда Кулябко поспешил к театру, провел Богрова и узнал от него, что «Николай Яковлевич» находится дома, но заметил филерское наблюдение. Эти встречи и переговоры Кулябки с Богровым в театре достаточно характеризуют понятие Кулябки о тайне сношений с секретным сотрудником, который к тому же, по его собственным словам, мог быть под наблюдением участников заговора. К этому времени в театр, по установленному маршруту, изволили прибыть Ваше Императорское Величество с Августейшей Семьей и свитой, причем порядок следования экипажа и автомобилей был изменен по распоряжению Дворцового Коменданта. В видах охраны генерал-губернаторской ложи, занятой Вашим Императорским Величеством, как у самого подъезда, так и у дверей ложи помещались наряды дворцовой полиции, а под ложей находились филеры. За кулисами на сцене были равным образом чины секретной полиции, со стороны же зрительного зала в первом ряду кресел, у ложи сидели: Флаг-Капитан, Адмирал Нилов, Дворцовый Комендант, Генерал-адъютант Дедюлин и Генерал-лейтенант Курлов; в третьем ряду, в левом ближайшем к той же ложе проходе были: начальник дворцовой полиции, полковник Герарди и полковник Спиридович и далее в крайних креслах 9 ряда подполковники Шепель и Шебанов. Статс-секретарь Столыпин занял место в первом ряду около того же левого прохода. Никакого особого наряда для охраны как Царской ложи со стороны партера, так и министров не было, и находившиеся в зрительном зале жандармские офицеры ни от кого никаких инструкций относительно мер безопасности не получали. Благодаря этому создалось совершенно необеспеченное положение, основанное лишь на слепой уверенности в том, что в театре все пройдет благополучно, между тем как в нем находился без всякого наблюдения принадлежащий к группе анархистов Богров и, по его же словам, там могли быть единомышленники террористов, готовившихся уже к покушению. Хотя близ Царской ложи и сидели высшие чины охраны, но, во-первых, по отзыву Генерал-адъютанта Трепова, злоумышленник, пользуясь темнотой и всеобщим вниманием к происходившему представлению, мог незаметно приблизиться к Вашему Императорскому Величеству, когда Вы изволили занимать место в правой передней части ложи, около первого ряда кресел, а во-вторых, во время антракта все означенные лица охраны удалялись из партера, и Царская ложа с этой стороны оставалась совершенно не защищенной; подойти же к ней было вполне возможно, как это и сделал затем Богров, совершивши свое злодеяние в шести шагах от края ложи. В антрактах все находившиеся в ложе Высочайшие Особы удалялись в арьерложу, но и при этом условии, если бы преступник имел разрывной снаряд, последствия описанных порядков охраны могли быть ужасающими. Опрошенный мною по этому поводу Генерал-адъютант Дедюлин пояснил, что особой охраны Царской ложи в перерывах между действиями не полагается, так как она бывает в это время не занятой.