Великолепие
Шрифт:
— Это бургундское вино. Я предпочитаю бордо, но во время войны не до разборчивости.
— Почему у нас до сих пор пьют французское вино, Северьянов? Ведь это прямое нарушение королевского указа. Он рассмеялся:
— Полагаете, англичане перестанут пить тонкие вина из-за какого-то указа? Ведь и англичанки до сих пор одеваются по французской моде.
— Мы тем самым помогаем контрабандистам, — возразила Кэролайн. — И пополняем казну Наполеона.
— Во время войн всегда кто-то богатеет, Чарльз. Но не беспокойтесь. Британские товары есть и во Франции, и во всех странах, завоеванных
Кэролайн чувствовала, как по ее телу разливается тепло. Она с удовольствием прислушивалась к тому, как сладко в его устах звучит ее выдуманное имя. «Северьянов, — решила она, — соблазняет подсознательно, он вовсе не хочет вызывать во мне тревожные мысли и ощущения».
— Что-то вы притихли, — заметил князь. — О чем задумались?
— О том, как приятно провел сегодняшний день.
— Позвольте предложить тост за нашу дружбу. — Князь поднял бокал. — За добрых друзей!
— За добрых друзей, — эхом отозвалась Кэролайн и, быстро осушив бокал, почувствовала легкое головокружение. Понимая, что следует быть осмотрительной, она тем не менее уступила охватившей ее радости. Девушка знала, как действует вино, поскольку частенько распивала с отцом бутылочку за ужином. Однако позволить себе такое удовольствие в компании отца — одно, а с Северьяновым — совсем другое. Девушка трепетала при мысли о том, что играет с огнем. Однако ей не хотелось останавливаться.
Кэролайн улыбнулась князю.
Он пристально посмотрел ей в глаза, встал и, сняв темно-синий фрак, расслабил узел пестрого галстука. Парчовый жилет и ладно сидевшие брюки не скрывали от взгляда Кэролайн его достоинств. Князь подошел к ней. У Кэролайн учащенно забилось сердце, когда его бедро на мгновение прикоснулось к ее плечу. Но он лишь потянулся за бутылкой, наполнил ее бокал и вернулся на место.
— Что интересного вы прочли за последнее время, Чарльз? Кэролайн целый день предчувствовала, что развязка близка. Она вдруг залпом выпила полбокала.
— Я очень люблю читать и сейчас перечитываю любимые произведения Берка.
— Берка? — удивился князь. — Я, конечно, еще мало вас знаю, но, признаюсь, поражен, что вы читаете консервативного Эдмунда Берка.
— Я интересуюсь разными авторами. — Кэролайн снова взяла бокал. — А вы читали Берка?
— Конечно. Я тоже много читаю. — Потягивая вино, князь глядел на нее поверх бокала. — Разве вы не говорили мне на днях, что любите читать «Таймс»?
Она едва не поперхнулась.
— Кажется, я сказал, что слежу за настроениями оппозиции.
— А-а, понятно. Значит, предпочитаете читать газеты либерального направления, вроде «Кроникл». — Его улыбка стала еще шире.
Кэролайн почувствовала себя мышкой, с которой играет ленивый золотисто-рыжий кот.
— Иногда.
— Любопытно, почему в последнее время в статьях Коппервилла стало мелькать мое имя? — задумчиво проговорил князь, не спуская с нее глаз.
Кэролайн, стиснув ножку бокала, заставила себя улыбнуться.
— Такой человек, как вы, всегда привлекает к себе внимание и дает пищу для размышлений. Он рассмеялся:
— Весьма польщен.
Кэролайн затаила дыхание. Нет, ей не показалось, что глаза его томно затуманились. Его донимали те же греховные мысли, что и ее. Он все знает. Но почему ничего не говорит? Неужели ему нравятся и мальчики? .
— Несмотря на наивность Коппервилла, я с удовольствием читаю его статьи. Вернее, читал до последнего времени. А вы?
Она насторожилась.
— Вы считаете его наивным? — спросила она, не желая отвечать на провокационный вопрос князя.
— А разве вам он не кажется наивным? Или вас увлекает его явный идеализм? Кстати, вы, должно быть, ровесники с ним.
— Не знаю, ровесники ли мы с ним, но лучше скажите, почему считаете его наивным?
— Он надеется изменить общество, не так ли?
— Нет, видимо, хочет изобличать пороки общества, — возразила Кэролайн.
— Значит, Коппервилл полагает, что общество станет безупречным, если контраст между богатством и нищетой исчезнет? Он намерен изменить общество в интересах рабочего человека.
— А что в этом плохого?
— Вы одобряете анархию, за последние два десятилетия охватившую Францию? Одобряете действия толпы, убивающей титулованных лиц только за то, что у них нет на руках мозолей? Или зверски убивающей дворянских детей за то, что в их жилах течет голубая кровь?
— Нет-нет, конечно, не одобряю. Но во Франции анархия — результат революции, а не реформ.
— Все началось с преобразования общества.
— Значит, вас устраивает нынешнее состояние общества? Скажите, Северьянов, сколько у вас крепостных? — Кэролайн пристально посмотрела на него.
— А-а, наконец-то! Я все ждал, когда же атака на общество перейдет на личности и обратится против меня. — Князь поднял бокал, жестом приветствуя ее. — У меня сотни крепостных, нет, тысячи.
— Они голодают? Умирают, не дожив и до двадцати пяти лет? — Кэролайн страстно хотела знать это.
— Мои люди хорошо питаются, в их домах прочные крыши и полы, а средняя продолжительность жизни, осмелюсь доложить, около пятидесяти лет, — невозмутимо ответил князь. Глаза его утратили теплоту.
— Извините меня за грубую назойливость. Ведь это я пригласил вас на скачки.
— Но вы презираете общественный уклад моей страны… хотя сами никогда там не бывали.
Кэролайн набрала в грудь побольше воздуху, чтобы перейти в атаку.
— Я презираю людей вашего класса за то, что они разъезжают по балам, тогда как крепостные мерзнут в жалких хижинах. Я не одобряю того, что в моей стране титулованное дворянство с полным равнодушием относится к страданиям простых людей. Известно ли вам, что большинству этих людей совершенно безразлично, что идет война? И вопрос о том, долго ли она будет продолжаться, их совершенно не волнует?
— Это объясняется тем, что представители вашего класса здесь, в Британии, весьма богаты и не ощущают на себе последствия войны. Вы слишком многого хотите от людей, мой друг.
— Если ничего не желать, ничего и не добьешься. Без мечты нет надежды.
Северьянов тихо рассмеялся.
— Вы безнадежный романтик, Чарльз.
— И горжусь этим.
— Наверное, Коппервилл думает точно так же. — Князь встретился с ней взглядом.
— Почему бы вам прямо не сказать, что у вас на уме? Губы Северьянова дрогнули в улыбке.