Веллоэнс. Книга первая. Восхождение

Шумеляк Андрей Мирославович

по-своему красива – тонкий нос, лисьи, всегда задорные красные глазки.

Подбородок маленький, острый – можно ухватить двумя пальцами, кожа

неестественно бела. Альбиносы среди людей – редкость, а чтобы еще и женщина –

только в фантастике. Хеминс небрежно помахал:

– Проходи, Дип. Как твой календарь, все бьешься в раздумьях?

– Герр Кайрат, летоисчисление – моя страсть. У каждого есть тайная мечта

изменить мир и только я так смел, что мечтаю наяву.

Юноша

сел. Кресла послушно подвинулись, сохраняя равное расстояние

между участниками. Этот ход предложил Сартмес, дабы равноправие выражалось

даже в площади сенсорки у заседающих. Он всегда старался поступать правильно.

«Это в нем и плохо – невозможно достичь вершины горы, не спустив пару лавин и

десяток альпинистов».

– Ты каждый день именно этим и занимаешься. Я не зря спрашиваю о

календаре. Расскажи подробнее об успехах.

Диптрен заметил, как в глазах Наттилы (так звали белокожую) промелькнул

интерес.

– Отчего же не рассказать. Я лишь немного пощипал существующее

времяисчисление. Год делится на четыре сезона. Каждый сезон состоит не из трех

месяцев, а из четырех. Каждый месяц – из трех недель. Первые две недели по семь

дней (пять рабочих плюс два выходных), в третьей – восемь, то есть один

дополнительный выходной. Ну, понимаете, это последняя неделя, дополнительное

время отводится на планирование следующего месяца. Каждый четвертый месяц

идет как раз на смену сезона. Отличен тем, что в последней неделе уже

одиннадцать дней – три на планирование нового сезона, и стандартный день для

месяца. Таким образом, периоды в каждом сезоне стабильны. Есть лишь одна

загвоздка.

– В чем же она заключается?

Вопрос задал Гринвин. Он поправил очки, пронзал юношу острым, как

скальпель, взглядом.

– Лишний день с четвертью. Мой календарь состоит из трехсот шестидесяти

четырех дней. Так и должно быть изначально. Но вращение Земли замедлилось, календарь растянулся. Да и смысл менять систему?

Директор с профессором переглянулись. Хеминс улыбнулся, заложил руки за

голову и откинулся в летающем кресле. Магнитный стул описал поворот и

придвинулся к столу. Гринвин кивнул Натилле. Раздался звонкий тонкий голосок.

– Да, у юноши определенно есть пророческое чутье. И предпосылки к

шизофрении. Одно другому не мешает.

Обернулась к Диптрену.

– Вы считаете, что календарь – лишь хобби, но ваши расчеты имеют более

важное значение. Вы заново составили утерянную тетраграмму Набополассара –

ученые считают, что в то время планета была в идеальном состоянии.

Синеволосый внимательно слушал. Девушка продолжала.

– Во времена до разгерметизации аквасферы

земли порядок смены сезонов

регулировался защитной оболочкой планеты, располагавшейся над ионосферой.

Представляла собой сетку, мы не знаем из чего – возможно, разновидность редких

металлов. Она регулировала вращение земли и преломляла излучение Солнца.

После разгерметизации – в истории Вы ее знаете как всемирный Ноев потоп, -

вращение планеты перестало регулироваться и началось угасание жизни. Сейчас

же поведение планеты похоже на поведение вращающегося волчка – явная

нестабильность. Первая волна была сбоем с оси.

– Я удовлетворен нашей беседой, Натилла, узнал много нового и, мне по душе

ваш… – Диптрен запнулся, – комплимент относительно пророческого чутья.

Юноша умолк, обратив внимание на выпавших из беседы мужчин. Те

наблюдали внимательно, параллельно размышляя о своих проектах. Парень ударил

по коленям, бодро воскликнул:

– Но мы же ученые! Согласен – для непосвященных наша наука и

использование модуляторов уже сильно смахивает на колдовство – а это только

начало… Хватит вступлений, говорите прямо.

– Посмотри.

Гринвин привстал, подошел ближе к сенсорам. На панели возник

голографический волчок, погруженный в прозрачную сферу. С голову человека, крутится ровно, иногда между ним и столом проскакивают желтые искорки.

Профессор сделал движение рукой. Юла сделала пару неуверенных оборотов, скользнула и кубарем поскакала в сторону Хеминса. Предмет исчез у края стола.

– Мы пережили один скошенный оборот. Еще две-три волны и планета ускачет

так же, как эта картинка. Атмосферу и верхний слой Земли сорвет также легко, как

вы, господин Диптрен, срываете обертку с зарплатного конверта.

– Каков выход?

Теперь заговорила Натилла:

– До «потопа» у планеты было два спутника – Луна и Иллидо. Во время потопа

один спутник сошел с орбиты и уплыл в сторону Сатурна. Вероятно, до сих пор

дрейфует в одном из колец…

– Откуда такие сведения? Все это больше похоже на мифологию и

псевдонаучные теории.

– Она – мутант.

Хеминс задумчиво смотрел мимо Диптрена. Локти на столе, руки сложены в

замок.

– Когда я, лет десять назад, боролся с лихорадкой, мне «повезло» пройти курс

лечения на военно-полевой базе. Натиллу содержали в одиночной палате, изучали

ее телекинетические способности. В ярости она могла сплющить двадцатитонный

танк, как бумажный домик и зашвырнуть им в пролетавшие рядом истребители.

Военные пытались распознать часть генетического кода, вызывающую такие