Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры

Шумеляк Андрей Мирославович

– Мне не до твоих шуточек!

Красный после упражнений с ядром Доден и братья-азотяне хищно скалились. Павол укоризненно покачал головой:

– Ай-ай-ай. Нельзя же так! Среди бела дня такие шалости себе позволять! Еще и девчушку растляешь, а ей же и тридцати нет.

Глаза аггши злобно блеснули, она бросила перед зубоскалами кабана и зайца:

– Мамаша принесла покушать своим слабеньким деточкам. Они сами-то без мамки никуда!

Бангхиллец пропустил язву мимо и нарочито преувеличенно ужаснулся:

– Кабан и заяц! Как? В твоей

оргии принимала участие не только девочка – это я могу понять, но еще и кабан с зайцем? Ладно, все понимаю, но зачем свинку-то порочить? Сие прегрешение трудно будет изгладить. Только если ублажить самого Афсати, но его снасильничать тяжко, не то, что несчастную животинушку.

Доден прыснул со смеху, азотяне откровенно пялились на обнаженную грудь, Мимах принялся изображать бедного осрамленного секача. Инэгхи ощутила, что сердце разгоняет кровь, уши начинают гореть, а дыхание сбивается.

«Не стоит им видеть, как я из зеленокожей превращаюсь в краснокожую. Не то еще про раков приплетут».

– В час мыши всем собраться у общего обоза. Наказ Одара. Доден – приготовь кабана и зайца. Да не пережарь, как обычно. Не то я и тебя снасильничаю.

Стиснув зубы, Перебрасывающая Огонь, крепко держа за руку девушку, быстрым шагом ушла в женский шатер.

Линна, смуглокожая черноглазая торбка, легко постанывала от боли и удовольствия. Одна ее нога лежала на ковре, вторая упиралась в объемистый тюк. Девушка прогибалась все сильнее, ноги в шпагате вытянулись в ровную линию, но она раскачивалась, углубляя растяжку. Ее пышные тяжелые волосы были связаны в узел, на теле – подвязывающий грудь страфион из телячей кожи, да легкие атласные шортики.

Фатира, облаченная в облегающие шерстяные бриджи и рубаху, стояла на локтях, прогнув спину – ноги заведены вперед, колени согнуты и хорошо видно, какая это заноза засела в левой пятке.

«Скорпион».

Инэгхи помнила трактат, подаренный Одаром этой зеленоглазой, светловолосой девушке. Иоппийская мудрость, постигаемая через тело. Стала ли Фатира мудрой – не ясно. Но из худощавой болезненной девушки она превратилась в гибкую сильную красавицу. Язык непонятный, древний – а вот картинки красочные, завораживающие. Не верилось, что человеческое тело способно так изгибаться и при этом оставаться живым.

Линна удивленно взглянула на аггшу:

– Инэгхи! Ты чего ходишь по улице в наряде амазонки?

Охотница недовольно хмыкнула, руки уже доставали из сундука новый страфион – из крокодиловой кожи, с начищенными до блеска чешуйками и вкрученными золотыми гвоздиками:

– Перевязала пояском рану. Да мужики сразу собрались поглазеть. Им будто гулящих девиц мало, с поклонницами и шлюхами. Девчонкой займитесь!

С чужачки стянули платье. Находка оказалась стройной, даже худой – живот впал, кости таза выпирают, на ребрах можно играть марши.

– Вот, примерь, – Фатира подала голубой атласный комбинезон. – Платье почистим и вернем – подойдёт для выступлений.

Девушка покорно оделась.

– Не

бойся. Если хочешь остаться, работать придется тяжело. Вся жизнь первые полгода превратятся в сон и тренировки. Но никто еще не умирал, – Линна возобновила свои занятия, опять раздались томные постанывания.

– Как тебя зовут?

Фатира достала баклажку с лимонной водой, налила чашку и подала гостье.

– Змейка не разговаривает. Немая, – Инэгхи уже застегнула нагрудный пояс, взяла пиалу. – Но все понимает и слушает внимательно. Я позвала за собой и она пошла.

– У тебя есть дом?

Девушка отрицательно помотала головой.

– Ты умеешь писать? – зеленоглазая не сдавалась. – Сможешь начертать свое имя?

Чужачка показала на губы. Фатира прелестно улыбнулась:

– Ты покажешь, а я произнесу? Замечательно.

Рот немой широко раскрылся, гортань опустилась. Затем язык ударил в небо и губы расплылись в широкой улыбке. Зеленоглазая увлеченно замахала рукой:

– Э-э-э… Эди? Айна? Энди? Не понимаю!

– Да что тут неясного! Этрин?

Темноволосая указала на Линну и обрадованно закивала. Инэгхи с изумлением уставилась на торбку – та уже вышла из шпагата и тянулась ладонями к пальцам ног:

– Как ты угадала?

– Что здесь угадывать? – смуглокожая обхватила ладонями пятки. – В моем народе часто появлялись жрецы немого бога из Бангхилла. Маги, давшие обет молчания. Они называли себя «Этриндожи» – безмолвная душа. Мы недалеко от этих мест.

– То есть немой для них – человек, которого коснулся этот безмолвный бог? – аггша с хрустом потянулась, завела руки за спину, разминая затекшие мышцы. – Понятно, как ты догадалась.

Линна подняла голову, в черных глазах играли озорные светляки:

– А может, я просто хорошо читаю по губам?

Фатира торопливо перебила:

– Инэгхи, лучше представь нас и расскажи, чем Этрин будет здесь заниматься.

Зеленокожая кивнула.

Женщины настолько увлеклись беседой, что Додену пришлось ударить в гонг, дабы обратить на себя внимание. Перебрасывающая Огонь с укором посмотрела на циркача:

– Ты же должен готовить ужин, «сынок». Почему не послал Павола или Мимаха?

Усач осклабился – ничему его не научила утренняя порка, участливо поклонился:

– Мимах старик, Павол – философ. Только я, окажись вы случаем раздетыми, могу во всей полноте оценить прелесть обнаженных женских тел. А если вдруг пригласите пооргийничать? Я, чай, не секач и не беляк.

– Конечно, – Инэгхи понимающе, с уважением закивала. – Кабан помощнее будет, а заяц посноровистее. Да и про «прелесть обнаженных женских тел», наверное, Павол подсказал.

На окруженной обозами и шатрами полянке разложили трапезу. Расстеленная скатерть заложена чанами с перловой кашей и зажаренными маслятами, кастрюлями с помидорами и апельсинами, отдельно лежали веточки укропа, кинзы и гвоздики, пузатый бочонок доверху залит терпким зеленым настоем.