Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры

Шумеляк Андрей Мирославович

Существо бережно опустило кабаргу на пол. Та дернулась – сеть держала крепко. Зверь довольно рыкнул и вытащил стреноживающий шпагат.

Когда он проснулся, то обнаружил, что накрепко связан десятком шпагатов. На костре пыхтел котелок, пахло зеленью и медом. Смуглокожий старик в шерстяном дублете и шароварах буднично помешивал похлебку.

– Хороший отвар. Сил придаёт, тело исцеляет. У меня недавно так горло саднило, дышалось с натугой, будто через соломинку. А златоцвет здесь только растёт. Конечно, люди все желтые цветочки златоцветом кличут,

но здесь – настоящий, дикий. От него до костей пробирает, кожа сияет, удаль молодецкая разжигается.

Старик снял котелок, пригладил завитую косой тонкую бородку.

– Пущай поостынет. А я пока на тебя посмотрю. Вроде и не зверь – олененка случить, а потом изжарить на обед даже ярганы не скумекают. Да и не человек. Назову-ка я тебя Сафид, с моего наречия это значит – «белошкурый». Нравится?

Зверь недовольно рыкнул, дернулся. Шпагат натянулся, из рассеченной шкуры засочилась сукровица.

Смуглокожий ухмыльнулся, достал из-за пазухи изгибистый костяной канун, провел ладонью по натянутым жилам. Те скупо загудели.

– Я – Халил, видел тебя в белом сне восемь лет назад. Пришла пора исполнить назначенное. Возможно, стоит доставить тебя в зверинец раджи Эстер, её бестии тебя мигом разговорят.

К аромату отвара примешались строгие, одинокие звуки кануна. Они обволакивали сознание, в тумане проявлялись цвета, складывались в образы, перемешивались, сияли, блекли, кружились – в этой цветоверти Сафиду виделось нечто до боли знакомое, привычное.

Музыка стихла.

– Так ты ручной! – Мидиец заметил, что из под короткой, но плотной шерсти пробивается тусклое мерцание. – Рассмотрю поближе.

Зверь похоже, смирился с участью. Халил раздвинул густую поросль на шее. Ошейник врос в кожу – только края медальона с сияющим бесцветным камнем выпирают.

– Боги великие, турмалин! Ты – носитель камня!

Сафид не шевельнулся, взгляд оставался затуманен, тело – расслаблено.

Халил вынул из сапога стилет:

– Возможно, слияние еще не произошло. Я проверю, ты не дёргайся. Будет немного больно.

Лезвие аккуратно вошло между камнем и оправой. Чуть глубже – зазор увлажнился темной вязкой жидкостью, камень запульсировал. Старец убрал нож, приложил к царапине черный тонкий лист. Подошел к котелку, пригубил отвар. Потёр переносицу, что-то забормотал.

– Врос. Что же теперь делать? – мидиец перелил горячий настой в мех. – Прогулка к Эстер переносится. Заберу-ка я тебя в свою цитадель, там и покумекаем. Не оставлять же носителя турмалина без присмотра.

Халила и Сафида охватило сизой дымкой и вихрем выбросило из пещеры.

С высоты птичьего полета виднелась лишь захолонувшая землю испарина. Ковром стелилась густая молочная дымка, туман скрыл опасную болотистую топь. То тут, то там вздымались вихри, из недр выбрасывались со свистом ядовитые пары. Протянувшееся на несколько лиг пристанище покойников, упырей, классорсизов, анцибулей и анчуток разделяло земли Трегонада и бескрайний мерзлый лес, за которым начинались владения Фаэлсиргра.

Сверкнула молния, затянула красно-черная морось. Дождь прибил туман, оголив низенький уродливый ёрник и зеленые мшистые кочки. Небо

взорвалось, ярко осветив и согрев обиталище гнуса.

В поросшую разнотравьем кулигу втемяшился Моргот, вспахал мягкую землю, оставив после себя кирпично-черную жженую полосу.

Вслед за огненным демоном коршуном пал вихрь. Полосы густого воздуха развеялись и открыли стоящего Халила. Возле ног лежал Сафид – шерсть зверя опалена, открылась темно-синяя шкура. Глаза по-прежнему мутные, дыхание ровное – как дитя у мамкиной груди, ещё не отошёл от магии костяного кануна.

Мидиец гневно вскинул руку – синие ленты оплели тело демона:

– Презренный сын Еннома – уходи, откуда явился!

Ленты засветились, затрещали и рассыпались снопами цветастых искр. Моргот тяжело поднялся, в рычании слышался смех:

– Я отвергнут царством тьмы и ни ты, ни сам Ишгар мне не указ. Мне нужен турмалин – отдай и останешься жив.

Старец достал канун, дёрнул струну. Сафида окутала тень. Моргот ухмыльнулся:

– Ты избрал смерть.

Воздух разорвали рыжие молнии. Халил ловко увернулся, ответив звучными «стрелами» кануна. Огненный шар проделал в растущем ёрнике уродливую черную дыру, оставив от деревьев лишь пепел и дым. Старец кинулся под мощную красную лапу демона, метнувшись за спину, вынул стилет и вонзил в загривок. Моргот ухватил мидийца за сапог, с размаху швырнул в мягкую ноздреватую землю.

Демон навис над свернувшимся Халилом, занёс когтистый кулак. Внезапно в бедро ударило с такой силой, что затрещала кость, а Моргота откинуло на другой край кулиги.

Удивленный, он даже не потрудился встать. Сосредоточенный и полный решимости, в боевой готовности стоял Сафид – взбугрившиеся мышцы, горящий животной яростью взгляд, бьющий в землю хвост – ни дать, ни взять, новоиспеченный демон.

– Меня пнули, как шелудивого пса? Презренные! Я не какой-то бесёнок первого круга. Я – властитель Огненного Еннома, смертные вы твари!!!

– Бывший властитель – не забывай. Тебя разжаловали. Пнули по одной – подставь другую, отступничек.

На земле собиралось деготное пятно. Оно сжималось, колебалось и вытягивалось, пока не стало человеком в фиолетовом парчовом халате и темной, украшенной цветными перьями, чалме. Лицо и кисти рук вместо кожи покрывала деготная пленка – пузырящаяся, воняющая серой и тленом. Вместо глаз светились два зеленых, передергиваемых оранжевым, огонька.

– Узнал, огневичок? Сколько сотен лет не виделись. А жаль, последний простак в нашем царстве извелся. Было даже грустно тебя подставлять.

Моргот вскочил, внутри заклокотала злоба, кожа раскалилась так, что капли не успевали упасть на тело. Повеяло жаром:

– Я тебя сожгу, выродок. Голлиос.

Деготь в притворном возмущении воскликнул:

– Вот как ты, тварь неблагодарная! Я же тебе почти брат, – и уже елейным голосом, протянул. – А я тебе от Ишгара подарочек припас. Предупреждающий. Если вдруг выживешь, не вмешивайся в наши дела – хуже будет.

Голлиос превратился в гигантский пузырь, взорвался, наполнив пространство смрадной жижей. В воздухе повисла грязная взвесь. Капли медленно опускались на мох, с легким шипением зарывались в землю.