Веллоэнс. Восхождение
Шрифт:
не вздыбились. Повернулся к друзьям, сделал знак рукой.
– Надо где-то остановиться, переждать ливень. Скакать нельзя, коней застудим, а пешком все одно далеко не утопать.
– Но ведь турмы очнуться! Жрец скажет им, кто срубил дерево.
Пармен был бледен, губы посинели, глаза красные, невыспанные.
Бородач ухмыльнулся:
– Покажем тебя, убьют жреца, не поверят. Это если он что-то помнит. После их
оргий можно и имя свое забыть.
Волхв перекинулся несколькими фразами муравитом.
торчащую неподалеку скалу, вытянул антенки, слез, подбежал обратно. Авенир
протянул жезл:
– Туда надо. В амбаре и схоронимся.
Корво с уважением посмотрел на волхва. Молодой, а мудр, говорит по делу. Не
так давно по путь из Глинтлея в Дольснею чуть не откинулся, а до Турмаги
добрался – даже дыхание не сбилось. И виду не показывает, что удивлен или
испуган.
Амбар – пещера из отесанных, плотно прилаженных камней, одиноко скучал
на горшечном поле. Через покрывавшие копоть стены просвечивала синева. «Еще
такой же» – подумал волхв. В Турмаге он видел один, и вот еще. В самом первом
жил староста Роуэльд. Кем же построены эти загадочные, неуязвимые здания? А
главное, для чего?
Тонкая круглая дверь отворилась без скрипа. Для амбара проход оказался
узковат, кони по-одному едва втиснулись. Внутри просторно, пахнет сеном и
полевыми цветами – будто снаружи и нет каменной неприветливой пустыни.
Авенир копошился снаружи – наконец, забежал внутрь, захлопнул дверь, громко
стукнув засовом.
Корво запалил факелы, рассовал в настенные петли. Помещение озарилось
теплым светом, просмоленные тряпки потрескивали, грели охладевший к вечеру
воздух. Дождь отбивал по крыше, мерная дробь – как через камень доходит звук?
–
вселяла покой. «Необычно чувствовать безопасность, когда тебя вот-вот найдет
толпа обуреваемых яростью каменных тварей» – Авенир пристально разглядывал
внутренности помещения.
Пармен слонялся без дела, рассматривал разукрашенные неведомыми резами
стены, смотрел на отливающий синевой потолок, попинывал ворохи сена. Кони
беззаботно жевали, муравит зарылся в стог в дальнем углу. Ахалтекинец Корво
подобрался к стогу, отщипывал губищами сухоцвет. Захватил чернеющие щетинки
Унтц-Гаки, потянул на себя. Из стога появились блестящие жвала муравита, шумно
щелкнули – конь, испуганно заржав, попятился от ожившего стога.
Корво уселся на ворох пшеницы, достал фальчион. Короткое лезвие, в ладонь
шириной – больше похож на длинный ножик, нежели на меч. Выудил из тюка
точило, потихоньку шоркал, присматривался, время от времени щупал большим
пальцем острую сталь.
Авенир, закончив обход, плюхнулся на мешки с зерном, руки заложил за
голову, вперил
возмущенный возглас – волхв то ли путал слова, то ли сетовал на судьбину. Пармен
рухнул возле стены, руки положил на колени, виновато всхлипнул.
– И куда нам дальше?
Бородач сложил оружие, достал небольшой треугольный щит – все-таки
прикупился у кузничихи, принялся рассматривать, поглаживал каждую бороздку и
выемку.
Волхв сосредоточенно сказал:
– Пока сидим здесь. Турмы не пробьют амбар. Уж не знаю, из чего сложен, но
камень его не возьмет.
– А когда провиант съедим?
– Не придумал еще.
– А я знаю. Зажарим цыгана. Потом коня его. Черед дойдет до муравита -
сладкое ж на последок. Там и подраться не лень будет. Ты, конечно, суховат и мясо
у тебя, как у мага, кислое, тухлое – но с голодухи сойдет. А там и турмы отстанут.
Авенир зевнул.
– Своего то коня конечно, под нож не отдашь. Попробую один вариант. В книге
прочел. Пусть боги нам помогут.
Обернулся к юноше:
– Пармен, просыпайся. Глаголь, отчего невесел так.
Скрутившийся в калач цыганенок, закряхтел, утер ободранный нос.
Жутковатые, налившиеся кровью, глаза пусты, безразличны. Корво добродушно
улыбнулся:
– Если вдруг обидел, назвав оборотнем, прости. Не принято у меня умышленно
людей язвить. Рассказывай, какой ты породы.
Пармен вздохнул:
– Будете ли слушать? Хотя, спешить некуда.
« В той земле, откуда я родом, ребенку не принято давать имя. Для племени
имя – священная тайна, каждый сам выбирает свое наречие в день инициации.
Наша стая жила на просторной кулиге, неподалеку от чистой широкой реки.
Прекрасное место – с первыми лучами солнца просыпаются и тянут
незамысловатые рулады ветра, вода меняет цвет, а лес наполняется тысячами
звуков. Мы, кидвары, в близком родстве с волками, почитаем их за предков, разучившихся превращаться в людей. Издревле дружбу водим, помогаем, сами
зверьем перекидываемся.
Когда я родился, шла великая борьба между нами и племенем арпейнов.
Большие черные кошки, их изящество и смертоносность восхищала даже нас –
заклятых врагов. В лесу их не одолеть – не влезают, а взлетают на деревья.