"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Товарищ Брэдли, - губы Полины зашевелились, - прощай, любовь моя.
Она сидела, выпрямившись, по лицу женщины текли крупные, медленные слезы. Ева поднялась и обняла ее за плечи, не отводя взгляда от мертвых глаз сына, от его счастливой улыбки.
Марта оставила детей в морге, рядом с гробом отца, и поднялась наверх. Аарон стоял на госпитальном дворе, в простом пиджаке, с потрепанным саквояжем в руках. Каноник пристально смотрел на открытые окна палат. Он, сначала, не заметил женщину, а потом опустил саквояж на булыжник:
– Я сразу
– Марта, я не знаю..., Петр и Мирьям за мной едут. Они в Кале ночевать остались. После обеда будут здесь...
Она кивнула, маленькая, хрупкая, в темном платье. Бронзовые волосы женщины были не прикрыты.
– Вы потом..., - Марта вздохнула, - спуститесь в подвал, дядя Аарон. Люси, Мартин..., они рядом с отцом ..., Когда там..., - она указала наверх, - побываете. Полина выздоровеет. Помогите им сейчас, -попросила Марта, - они..., - женщина запнулась, - похороны устроят, когда Полина оправится. И возвращайтесь в Мейденхед, надо..., надо Питера..., - Марта велела себе не плакать.
Они слышали разговоры пациентов из коридора. Сзади, на улице, скрипели колеса кебов, над крышей госпиталя кружились птицы. Аарон не стал спрашивать о письме для Полины.
Получив телеграмму, он поехал в Кале, поднявшись из-за обеденного стола на рю Мобийон, взяв саквояж у себя в комнате. За внучку Аарон был спокоен. Моше жил у раввина. Юджиния, на время отъезда юноши в Амстердам, обещала присмотреть за Марией. Мирьям оставила Николаса на ее попечении. Женщина сказала канонику, что они с Петром догонят его в Кале. Так оно и случилось, только Аарон сразу пошел в порт, искать рыбаков, а Мирьям и Петр собирались пересечь пролив утром.
Марта коснулась его руки, каноник вздохнул:
– Я все сделаю. Не волнуйся, милая. Я останусь здесь, пока..., Пойду к сестре, к племяннику…, - Аарон осекся. Марта тихо сказала:
– Письмо, дядя Аарон, что вы Полине оставляли..., Оно погибло, при взрыве, я не успела..., - женщина замолчала. Священник кивнул: «На все воля Божья, милая. Так тому и быть».
– Так тому и быть, - Аарон, поднимался по каменной, прохладной лестнице. Он постоял немного, дойдя до нужной ему комнаты, собираясь с силами. Священник толкнул дверь.
Газету, как обычно, прогладили утюгом. Дворецкий в Мейденхеде раньше работал в Брук-клубе. Мартин Кроу переманил его, когда уезжал из Лондона в загородное имение. Марта смотрела на некролог в черной рамке, на траурное объявление:
– 18 сентября, в своем доме на Ганновер-сквер, Мэйфер, Питер Кроу, единственный сын Мартина и Сидонии Кроу, возлюбленный муж Марты, отец…, - она подышала и зажгла папироску: «Семейные похороны в церкви Святого Михаила, Мейденхед. Просьба цветов не присылать. Пожертвования в память мистера Кроу могут быть направлены в приюты для сирот, в Лидсе, «Дом Питера», и «Дом Констанцы».
Марта курила, глядя на четкие буквы. Она поднялась наверх, когда проводила
– Пожалуйста, отдохни. Мы с Мирьям, с мальчиками, обо всем позаботимся. И тетя Сидония пусть лежит…, - Марта зашла к свекрови. Сидонии стало плохо в церкви, на отпевании, что вел Аарон. Марта вывела ее наружу. Она, было, хотела передать свекровь Мирьям. Женщина ждала у ограды, где стояли экипажи. Сидония воспротивилась, уцепившись за руку Марты, сжимая ее пальцы:
– Дай…, дай мне проводить мальчика, я не прощу себе, если…, - когда гроб опускали в землю, Марта удерживала рыдающую свекровь:
– Не надо, пожалуйста, не надо…, У вас внуки, вы должны их вырастить…
В экипаже Сидония потеряла сознание. Мирьям растирала ей грудь, давала капли. Дома, устроив женщину в спальне, она тихо сказала Марте:
– У нее сердце отказывает, я боюсь…, - Мирьям не закончила, глядя на посиневшие губы, на бледное лицо.
Свекор сидел рядом с кроватью, держа жену за руку. В комнате пахло цветами, окно было распахнуто на ухоженный сад, снизу слышались голоса. Аарон говорил с местным священником. Каноник, вместе с Грегори, приехал из Оксфордшира третьего дня. Полину выписали из госпиталя, в Банбери прошли тихие, семейные похороны. Каноник привез конверт от вдовствующей герцогини:
– Милая Марта, до Рождества мы побудем в замке. Тетя Ева справляется. Ей легче, когда внуки рядом. Потом мальчик пойдет в Кембридж, Джейн вернется в школу. Живите пока в нашем особняке, вам все равно надо…, - перо женщины остановилось.
– Надо…, - прошептала Марта и свернула записку. Она посоветовалась со свекром. Мартин поддержал ее:
– Перестраивай дом, милая. Я бы тоже не смог…, - лазоревые, в глубоких морщинах, глаза потускнели, подернулись дымкой. Марта постояла, глядя на лицо Сидонии. Женщина дышала, но еле слышно. Свекор вздохнул:
– Шестьдесят лет, как мы поженились, Марта…, - старик наклонился и поцеловал руку жены:
– У нее раньше, - Мартин помолчал, - пальцы были всегда иголкой исколоты. Даже сейчас я чувствую…, - он заплакал. Марта погладила его по плечу:
– Не надо, не надо…, Тетя Сидония оправится, обязательно. Вы сами говорили, - Марта прижалась щекой к траурному сюртуку свекра, - вам надо жить. И вам, дядя Мартин, и ей. У вас внуки…, - свекор, на мгновение, отпустил пальцы жены и пригладил совершенно седые, пахнущие помадой волосы:
– Надо, - согласился Мартин, - я тебе говорил, до похорон еще. Пять лет мне надо протянуть, чтобы тебе помочь, мальчику…, Придется в Лондон обратно переезжать, - он зорко взглянул на Марту, - а в Ньюкасл надо отправить кого-то, пока ты не вернешься.
Марте пришло письмо от лорда Биконсфильда. Премьер-министр выражал свои глубокие соболезнования, но просил ее, как можно быстрее, появиться в Уайтхолле:
– Я приношу извинения, миссис Кроу, за то, что тревожу вас, в вашем горе, однако интересы страны требуют нашей немедленной встречи.