"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Забыл, - повторил себе он, слыша песню, несущуюся над рекой. Цыгане сидели в трех лодках, что шли за пароходом. Макс опустил голову ей на плечо, заглушая поцелуем ее низкий стон. Корабль качнуло, вслед ему несся звон колоколов, над трубой вились чайки, рядом была Любовь. Она взволнованно дышала. Макс, устроив ее в своих руках, говорил что-то глупое, нежное, целовал теплый висок, мягкую щеку с легким румянцем.
– Я всегда, всегда буду с тобой, - пообещал он и увидел, как женщина безмятежно, счастливо улыбается.
– Вечером мы встретимся, - он окунул лицо в распущенные, пахнущие цветами волосы, -
Марта эти две недели провела между Петровским парком, Кузнецким мостом, и многочисленными московскими банями. Император приехал в Москву, центр города кишел жандармами. Марта появлялась на Тверской улице только несколько раз. Она знала, что Волк почти не заглядывает в гостиницу Дюпре. Марта видела экипаж с его саквояжами, въехавший в распахнутые ворота дачи в Петровском парке. Она думала, что зять и Волк где-нибудь встретятся, но потом поняла:
– Он занят, с царским визитом. Надо подождать.
Марта ждала.
Она, несколько раз, ходила на Хитровку, в простонародном наряде, но Саши Воронцова-Вельяминова больше не видела. Старший сын Федора Петровича тоже исчез. На Остоженке Николай не появлялся, и женщина решила:
– Должно быть, в столицу вернулся.
В парках ночевать было опасно, они прочесывались полицейскими. Марта, по своему паспорту, сняла комнатку с маленькой верандой на старой даче. Дом стоял в селе Всехсвятском, к северу от Петровского парка. Здесь жили те, кто хотел на лето выехать из города, но не мог себе позволить особняк в Сокольниках или Кунцеве. Дачку разделили на десяток клетушек. Хозяйка, замоскворецкая мещанка, поджимала губы, когда постояльцы жаловались на шум и очередь к оловянному рукомойнику. Марта, каждое утро, надевала трансформатион. Без него ездить в город было рискованно.
На Петербургском шоссе пробки начинались в семь утра, а то и раньше. Трясясь в переполненном дилижансе, Марта, устало, думала:
– Пристрелить их, обоих, и добраться до дома. Петенька, к зиме, должен из Афганистана вернуться. Надо к свадьбе Грегори готовиться..., Как я давно детей не видела. Рядом Полина, охрана, они в безопасности, но все равно..., - Марта вспоминала русые волосы дочери, лазоревые, отцовские глаза младшего сына и выпрямляла спину:
– Потерпи. Все равно, никто, кроме тебя, этого сделать не сможет.
В душной комнатке окно было затянуто кисеей, от комаров. Ночами Марта ворочалась, слушая детский плач за хлипкой, деревянной перегородкой. Женщина спрашивала себя, имеет ли она право убить не только Волка, но и зятя. У нее не было никаких доказательств того, что Федор Петрович имел хоть какое-то отношение к взрыву.
Марта откидывала кисею, звенели комары. Она чиркала спичкой и затягивалась дешевой папироской:
– Похищение, требование выкупа..., Почерк Макса, несомненно. Они хотели отвлечь нас от бомбы в подвале особняка. А если Полина ошиблась? Если в Хэмпстеде, был не Макс?
– Марта качала головой:
– Тогда в нее незачем было бы стрелять. Убивать, -
– Какие рычаги! Они убили твоего мужа, мужа Полины..., Нечего раздумывать. Дети моего зятя выросли, - Марта потушила папироску в оловянном блюдце: «Зло должно быть наказано. Они на семью руку подняли. Такое прощать нельзя».
В город она выезжала в изящном, траурном платье, с капором на голове. В подкладке ее саквояжа был устроен тайник, для заряженного пистолета. У Марты при себе всегда был простонародный наряд, с ним она носила черный платок, книга Достоевского, деньги и паспорт. Потом она намеревалась отправиться в Литву, меняя поезда, и добраться до прусской границы. Под Сувалками, в деревне на Немане, ее ждало окно для возвращения в Пруссию.
– Скорей бы, - вздохнула она, устраиваясь в постели, - если все получится, я сяду на пригородный поезд в Можайск. Потом в Смоленск..., - Марта заснула, вспоминая весенний, густой туман над Неманом и тихий скрип уключин.
– Как тогда, - успела подумать она, - на Аргуни. Я обещала, на китайской земле стоя, что никогда больше в эту страну не вернусь. Но пришлось, - она заставила себя не вспоминать глаза Питера, в Сендае, не думать о своем венчании, забыть, как его гроб опускали в яму на церковном кладбище, в Мейденхеде, как плакали дети, держа ее за руки.
– Отомстишь и вернешься домой, - твердо сказала себе Марта, - у тебя скоро внуки появятся. Петя на хорошей девушке женится, обязательно. Они путешествовать будут, но, может быть, и в Англии немного поживут. А как этот..., - Марта сжала зубы, - умрет, Петя в Россию приедет, с кузенами познакомиться. Саша уйдет от радикалов. Он по молодости с ними связался..., - Марта спала и видела во сне сад в Мейденхеде, слышала детский смех. Женщина легко, почти незаметно улыбалась.
В день перед отъездом императора в столицу, Марта отправилась в Петровский парк. У нее было странное, необъяснимое чувство того, что ей надо торопиться. Так оно и оказалось. Марта, спрятавшись за деревьями, увидела, как Волк садится в закрытое ландо. Две недели назад этот экипаж привез сюда Макса и Волкову, из «Яра». Марта хмыкнула:
– В монастырь она в нем не приезжала.
Лошади резво взяли с места. Марта осталась в своем укрытии, и не пожалела об этом. Через полчаса после того, как Волк уехал, на аллее появились три грузовые кареты. Крепкие ребята стали таскать с веранды дачи сундуки и тюки. Марта поняла, что это охранники Любови Григорьевны. Она замерла и пробормотала: «Это мне очень не нравится».
Она добралась до Кузнецкого моста и гостиницы Дюпре окольными путями. Марта не хотела, даже в трансформатионе, появляться на утыканной жандармами Тверской улице. Заняв место в знакомой кондитерской, Марта заметила Волка у подъезда гостиницы. Макс распоряжался погрузкой багажа, кофров от Гояйра.