"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция

Шульман Нелли

Щеки Ирины заалели, однако, ничего не сказав, она только поклонилась свекру и прошептала: «На то воля Божия, батюшка».

— Ну-ну, — кисло сказал царь, и, посмотрев на Марфу, велел: «Иди со мной, боярыня, разговор у меня до тебя есть».

В личных палатах царя было жарко натоплено. Иван Васильевич опустился в огромное, бархатное кресло и потер колено. «Ходят лекари, вона, твой муж, как в Вологду не уехал еще, какого-то немца из ихней слободы приводил, а все без толку — как погода зачнет меняться, так и ноет кость, так и ноет».

— Так, может, травами, государь, — попыталась сказать Марфа, но царь только махнул рукой:

«Да ладно, меч в руках держать могу, и в седле сижу лучше молодых, а что еще надо?

Он вдруг усмехнулся: «Да и кое-что другое тоже меня не оставляет. Ты вот что, боярыня, мать твоя покойница жену мою первую, Анастасию Романовну, какими-то снадобьями поила, чтобы понесла она — знаешь ты их?».

— Знаю, государь, — тихо ответила Марфа.

— Ну так приготовь, и Марье моей дай, — велел царь. «Девка она здоровая, живу я с ней, как мужу и положено, а все не зачинает. Наследник же нужен — сама видишь, на Федора надежды мало. А ежели понесет Марья, и сына родит — тут уж я тебя своими милостями не оставлю, Марфа Федоровна».

— Хорошо, — Марфа чуть помялась. «Мне поговорить бы с царицей, государь, ну там, по женским делам нашим, прежде чем снадобье зачинать делать, разные они бывают».

— Ну и поговори, — разрешил царь. «Марья у меня, правда, затворница, людей дичится, все больше на молитве пребывает, или за Писанием сидит, но как вы обе бабы есть, дак с тобой, она, может, чуть приветливей будет. Ну иди, боярыня, к семье тебе надо ведь».

Иван Васильевич посмотрел на прямую, красивую спину Марфы, и, чуть вздохнув, неслышно пробормотал:

— Да, не тянул бы я тогда со свадьбой — она бы мне не пятерых детей принесла, а поболе. И дети-то у нее все как на подбор — здоровые, да красивые. Поторопился я Федьку венчать — Федосья ее как раз бы в жены ему сгодилась. А может…, - царь усмехнулся, и замер, глядя в окно — на бескрайнюю, свистящую метель, на ночь, что медленно, неумолимо спускалась на Москву.

Марфа зашла в девичью горницу и гневно спросила: «Это что еще такое?». Феодосия оторвалась от письма и пожала плечами: «Дак приберут же, на что слуги-то у нас?».

— Не у вас, а у нас, — ядовито сказала мать, и двумя пальцами подняла с персидского ковра сброшенную на него шубку. «Сейчас, как закончишь, встанешь, и все тут в порядок приведешь, милая. А потом посмотришь, как у девчонок — чисто ли».

— Да я закончила уже, — вздохнула девушка, и, повертев в руках перо, подула на чернила.

Мать протянула унизанную тяжелыми кольцами руку: «Давай».

Феодосия отдала ей грамоту, и, закатив глаза, стала раскладывать одежду по сундукам.

— Потом с младшими сядешь, — велела мать, — Писанием я с ними позанималась уже, так что тебе только языки для Лизы остались, и с двойняшками — чтение. Опосля этого на поварню иди, ужин готовить».

— А ключница на что? — Федосья вздернула бровь.

— На то, чтобы тебя обучать, с какой стороны к очагу подойти, — ехидно ответила мать и закрыла за собой дверь.

Прежде чем запереться в своих горницах, Марфа заглянула к младшим. Двойняшки возились на полу с тряпичными куклами, о чем-то тихо переговариваясь, а Лиза, одновременно пыталась рассматривать какой-то альбом, и расчесывать волосы.

— Дай-ка, дочка, — тихо сказала Марфа и взялась за гребень. Она вдруг вспомнила, как мать покойница расчесывала ей волосы там, в старой подмосковной, и, наклонившись к нежной шейке девочке, поцеловала ее.

— Что это ты смотришь? — спросила Марфа, разглядывая альбом. «Это Федины?».

— Да, — Лиза вдруг вздохнула. «Он же больше нашего на улице бывает, мы ногами и не ходим, только в возке, а из него мало что разглядишь. Вот он и рисует мне, чтобы я посмотрела.

Красиво-то как! — искренне сказала девочка, разглядывая лист альбома с изображенной на нем Троицкой церковью.

Марфа стала заплетать девочке косы и вдруг подумала: «А сказать-то когда ей? В апреле уж шесть лет будет, можно вроде. Или, как в Лондон вернемся, сказать? Надо с Петькой посоветоваться, как он приедет. А не говорить нельзя — Полли другое дело, Степан с Федосьей повенчаются, и заберут ее, там уж Степа ей сам все расскажет, как она постарше будет, а Лизу-то мне воспитывать, пока замуж не уйдет».

— А ты что грустишь, маменька? — Лиза повернулась и ласково обняла ее ручками за шею.

— По батюшке скучаю, — Марфа чуть улыбнулась.

— Ой, я тоже, — Лиза, будто взрослая, подперла щеку ладонью.

Прасковья подняла голову, и попросила: «Мама, а сказку можно?»

— Пожалуйста! — присоединилась к ней Марья.

— Ну, залезайте-то на колени, мои хорошие, — улыбнулась Марфа, раскрыв объятья. Девчонки, посопев, устроились поудобнее, а Лиза, чуть зевая, взяла мать за руку, и прижалась к ней щекой.

— А мы в подмосковную скоро поедем? — спросила девочка, пока Марфа думала — какую сказку рассказать.

— Скоро, милая, — ответила Марфа и сказала таинственным голосом: «Ну, слушайте, про Ивана-царевича и серого волка…»

Когда Федосья пришла заниматься с девочками, Марфа, наконец, вернулась в свои палаты.

Наложив засов на дверь, она достала перо и чернила, и принялась писать.

— Питера не трогай, — сказал ей Джон, когда они встретились на Биллинсгейте. У Марфы в руках была корзинка с копченой рыбой, и разведчик не удержался — вытащил оттуда одну.

«Он в ближайшие два года будет заниматься Персией, незачем ему еще и на Москве рисковать. И знай — вся корреспонденция, что уходит с Английского Двора, прочитывается царю. Так что ты тоже не рискуй, найди, — Джон усмехнулся, — как доставить твои отчеты в Новые Холмогоры другим, так сказать, путем. Незачем Ивану знать, что при его дворе кто-то есть.

— А в Новых Холмогорах? — поинтересовалась Марфа, принимая от Джона кусок рыбы.

«Вкусно, — она зажмурилась, — как пахнет, свежая совсем».