"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Что ж ты, сука! — заорал тот, барахтаясь в растоптанном, навозном снегу, так и не отпуская поводья. Матвей быстро рубанул ему по пальцам, — кровь брызнула яркой, дымящейся струей. Вельяминов вскочил в седло, и, наклонившись, прошептал парню: «А потому что коли Белый Сокол чего хочет — так он это берет, понял?»
Он пришпорил коня, и во весь опор понесся вниз, к Варварке.
— Белый Сокол! — пронеслось в толпе, сгрудившейся вокруг рыдающего парня. «Белый Сокол на Москве!».
Стрельцы, что стояли у ворот усадьбы, похватав оружие, было кинулись за конем, но всадник уже исчез за поворотом.
Щербатый, гремя веригами, оскальзываясь босыми ногами по снегу, побежал вслед за Матвеем.
— Марфа, ну, правда, я уже встать могу, — Петя зевнул и, перевернувшись на бок, поймал жену за руку. «Иди сюда».
Она отложила стопку одежды и присела на ложе. «Все равно, — озабоченно сказала жена, нахмурившись, — побыл бы ты еще в постели».
— Да я тут пятый день, — Петя обвел рукой разбросанные по ложу бумаги, книги и перо с чернильницей. «Гонцы уже забегались-то — с Воздвиженки на Варварку и обратно. Обещаю, на коня не сяду, никуда ездить не буду, по дому-то дай мне походить, с детьми позаниматься. Как мальчик? — Петя вдруг наклонился и прижался к животу Марфы.
«Толкается», — ласково сказал он. «Когда тебе срок?».
— Недели через две, — Марфа улыбнулась и вдруг строго сказала: «А ну не смей! Нельзя тебе этого, Петька!»
Муж убрал руку и пробормотал: «Да я бы тихо».
— Тихо у тебя никогда не получалось, — ядовито ответила Марфа, — даже во время оно, у костра, если помнишь.
— Еще, — велел он Марфе, которая только и могла, что положить ему голову на плечо и глубоко, часто дышать.
— Да сколько ж можно, — простонала она. «Я завтра в седло не сяду!».
— На руках тебя понесу, — усмехнулся муж. «Я тебя год не видел, Марфа, мне сейчас не ночь единая нужна, а неделю с тобой с ложа не вставать».
— Хорошо ложе, — пробормотала Марфа, оглядывая расстеленный на земле армяк.
— Как по мне, коли ты рядом, и это сойдет, — ответил Петя, ласково переворачивая ее на бок.
«Вот так», — прошептал он. «Вот так, Марфа, и так всегда будет, покуда живы мы».
— А завтра ночью тоже? — она застонала, вцепившись пальцами в его руку.
— Каждую, — шепнул Петя. «Каждую ночь, что мы вместе, слышишь?».
— Потом, — ласково сказала Марфа, целуя мужа. «Правда, Петька, нельзя тебе сейчас ни волноваться, и ничего другого нельзя. Вставать — вставай, пиши, считай, читай — это, пожалуйста».
Петя тут же вскочил с постели и стал одеваться. «Тише, тише, — велела Марфа, — не наклоняйся, я тебе помогу».
Он усмехнулся, погладив жену по бронзовым, неприкрытым по-домашнему, косам: «А ты на сносях, дорогая, тебе бы тоже поосторожней надо быть».
— Это у меня четвертый, — распрямляясь, сказала Марфа. «Так что я привычная. Ну пойдем к трапезе, дети соскучились-то по тебе».
— Батюшка, а тебе лучше уже? — спросили в один голос двойняшки, карабкаясь на колени к отцу. Лиза села на ручку кресла и пристроила голову ему на плечо.
— Лучше, лучше, — улыбнулся Петя, целуя девочек, что обняли его с обеих сторон. Он вдыхал сладкий, детский запах и вдруг сказал себе: «Господи, и правда, ну хватит мне семью-то бросать. Все, как вернемся в Лондон, не поеду более никуда».
— Ну давайте, — он ласково шлепнул девчонок, — помолимся, и за трапезу. А то Великий Пост скоро, мяса-то долго не поедим.
— Федосья поросенка жарила, — усмехаясь, сказала Марфа, когда слуги внесли вторую перемену.
Петя попробовал и поднял бровь: «Удался, дочка, молодец ты».
Та зарделась, крутя в руках угол льняной скатерти. «И хлеб у тебя, Федосья, стал лучше получаться», — добавила Марфа, отрезая себе еще кусок. «Как повенчаешься — обедать нас зови, всей семьей».
Девушка вдруг счастливо улыбнулась и сказала: «Так скорей бы!».
— Едет кто? — Марфа наклонила голову и прислушалась. Федя выглянул в окно трапезной, и вдруг обернулся: «Царский возок!».
— С чего бы это? — Петя посмотрел на стол. «Приберитесь, — велел он девочкам, — крошки-то стряхните, а ты, Федосья, еще кубок принеси. Мне хоша вина и нельзя сейчас, а царь, может, выпьет».
Иван Васильевич вошел широкими шагами в палату и внимательно оглядел поднявшихся ему навстречу Воронцовых.
— Обедаете, значит? — он сел в кресло и махнул рукой. «Заезжал я на Варварку, так там мне сказали, что ты, Петр Михайлович, болеешь, правда ли сие?».
— Было дело, государь, но сейчас лучше уже, — Петя налил царю вина.
Иван Васильевич попробовал и хмыкнул: «Хорошее вино пьешь, Петр Михайлович, не зря вы за него втридорога дерете. А ты как, Марфа Федоровна, — он повернулся к женщине, — носишь-то хорошо?».
— Благодарение Господу, — та чуть улыбнулась. «Уж и рожать скоро».
— Да вижу, — рассмеялся царь и бросил взгляд на детей. «Я смотрю, Федосья Петровна у вас совсем на выданье, а я ведь ее еще вот такой девчонкой помню — он опустил ладонь к полу.
Вот что, — царь откинулся в кресле и сложил руки, — разговор у меня до вас есть, в тайности.
— Федя, — коротко сказал Воронцов, — возьми сестер, отведи их в горницы, и там побудь, ладно?
— Хорошо, батюшка, — поклонился сын. «Ну, пошли, не слышали, что ли?» — подогнал он девочек.
Иван Васильевич внезапно хлопнул в ладоши. «Ну и пара стрельцов там, у двери встанет, — лениво сказал он. «Ну, на всякий случай. Тако же и на дворе, вы уж простите, караул у вас. И забор оцеплен со всех сторон».
Двое солдат прошли через трапезную и стали подниматься вверх, вслед за детьми.