"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Что случилось, государь? — спокойно спросила Марфа.
Царь, не ответив, внимательно посмотрел на Петю. «Вот ведь умный ты мужик, Петр Михайлович, — вздохнул он, — а все равно, даже самые умные — и то ошибаются. Ты скажи мне, ты в Риге бывал, года так два с половиной назад? Ну, чуть больше, в мае того года, как король Филипп испанский на престол Португалии взошел?
— Бывал, — спокойно ответил Петя и потянулся за вином. Марфа метнула в его сторону предостерегающий взгляд, но муж только чуть покачал головой и налил себе.
— А по Курляндии ездил? — испытующе взглянул на него царь. «Городок там есть, Пилтен, от Риги неподалеку, знаком он тебе?».
— Знаком, — Петя выпил, чувствуя, как отчаянно, беспорядочно бьется сердце. «А ну хватит!» — жестко приказал ему Воронцов.
— Славно, — ласково сказал царь. «Ну, значит, гостье своей ты обрадуешься, она тоже из Пилтена».
Петя чуть побледнел. Царь крикнул: «Ведите ее!».
Маша Старицкая вошла, держа ребенка на руках, и тут же, увидев Петю, вспыхнула.
«Государь… — пробормотала она.
— Вот тебе, Машенька, и герр Питер Кроу, собственной персоной, — нежно сказал Иван Васильевич. «Не ждала увидеть-то его? И жена его, Марфа Федоровна, Вельяминова во девичестве, ну, ее ты тоже знаешь».
— Здравствуй, Машенька, — проговорила Марфа, поднимаясь. «Добро пожаловать, мы тебе всегда рады. Это сын твой или дочка?», — спросила женщина, указывая на мирно дремлющее дитя.
— Дочка, — не думая, ответила Маша, и, увидев большой живот Марфы, забормотала, отступая к двери: «Нет, нет…»
— А ну стой! — грубо крикнул Иван Васильевич и усмехнулся: «Тут не просто дочка, тут наследница престола царей московских, коли с сынами моими что случится, то ее дети править страной станут. А отец ее — регентом будет.
Вот только вдовствующая герцогиня Голштинская не от мужа покойного, — царь перекрестился, — сие дите принесла, а нагуляла от кого-то. Кто ж отец, Машенька, скажи нам?
Васильковые глаза Маши некрасиво сузились, и женщина, указывая на Петю, произнесла:
«Он».
Иван Васильевич внезапно поднялся, и, глядя на побледневшее лицо Пети, рассмеялся:
«Что, Петр Михайлович, в регенты метишь, внуков своих на царстве видеть хочешь? Хорошо же ты от жены погулял, с умом, со значением. Другие мужики для сего дела блядей пользуют, а ты правнучку Ивана Великого на спину уложил, и дитя ей заделал!» — царь с размаха хлестнул Петю по щеке и Марфа с ужасом увидела, как синеют губы мужа.
— Я ее пальцем не трогал! — зло сказал Петя, выпрямляясь. «Врет она!».
— При жене-то, да еще и на сносях, любой муж так скажет, я, Петр Михайлович уж поболе тебя погулял в жизни, знаю, — щека царя чуть дергалась, — мелко, неудержимо.
Марфа молчала, глядя на Машу Старицкую. Та, заалев, опустив голову, стояла, уперев глаза в пол.
— А впрочем, — царь внезапно рассмеялся, — есть способ сие проверить. Я хоша и не царь Соломон, но тоже мудр, — он грубо рванул из рук Маши девочку. Та проснулась, испуганно зарыдав.
— Государь, — тихо проговорила Марфа.
— А ты молчи, — выругался Иван Васильевич и, достав из кармана кожаный шнурок, обернул им шею ребенка.
— Давай, — кивнул он Воронцову, — коли не твое это дитя, удави ее, и дело с концом. Тогда я тебя не трону, живи, как жил дальше, торгуй, детей воспитывай.
Петя посмотрел в синие, заплаканные глаза девочки и встретился взглядом с Марфой.
«Господи, — подумал Воронцов, — прошу тебя. Я ведь всех сейчас на смерть обреку. Но я не могу, нет».
Он отступил на шаг, и, заложив руки за спину, посмотрел прямо в лицо царю.
Иван Васильевич внезапно вспомнил веселое отчаяние в глазах Степана и то, как он сказал разбитыми губами: «Коли нож ты мне дашь, государь, то первый удар сам и получишь».
— Вот же семя ваше…, - зло пробормотал царь, — давишь его, давишь, а оно растет — цепкое, сильное. Но ничего, — он крикнул: «Эй, кто там!».
— Государь, — поклонился командир караула стрельцов.
— Так, — Иван Васильевич опустился в кресло. «Сколько возков тут у тебя?» — спросил он.
— Четыре, царь-батюшка, — ответил тот.
— Как раз хватит, — тот задумался. «Этого, — он показал на Воронцова, и сына его, — наверху он, в горницах, — в Разбойный приказ. Пусть до казни там посидят, ничего с ними делать не надо, а там, — царь усмехнулся, — палачи о них позаботятся. Кишки своего сына жрать будешь, Петр Михайлович, понял?
Девок, что там еще у них, — языки им вырвать, и по разным монастырям распихать, ежели выживут. Тако же и эту, — государь указал на Машу Старицкую. Та упала на колени, и, рыдая, сказала: «Государь, а дочь моя как же…»
— Нет у тебя больше дочери, — коротко ответил царь. А ты, Машенька, прежде чем блядовать, разрешения у меня бы, дяди своего, спросила, — улыбнулся Иван Васильевич. «Постричь тебя надо, замуж такую шлюху выдавать ну никак нельзя — сегодня ты для Петра Михайловича ноги раздвинула, а завтра для кого? А чтобы не болтала ты — язык урежем».
— А тебя, Марфа Федоровна, я с Петром Михайловичем, и сыном твоим казню. Как мать его, — Иван Васильевич кивнул на Воронцова, — на помост взошла, так ты еще ребенком была.