"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Язык свой укороти, — пробурчал Кольцо, — если б не я, голова твоя уже бы у Троицкой церкви на жерди торчала.
— Тако же и батюшка мой, — смешливо вздохнул юноша, — в последний раз я вот ровно в том месте его и видывал.
— Где? — непонимающе спросила Федосья.
— А вот как раз у Троицкой церкви, как он на плаху лег за разбой, — улыбаясь, сказал Волк.
«Мы с матушкой моей, упокой Господи душу ее, — Михайло перекрестился, — тогда славно в толпе по карманам пошарили. Семь лет мне как раз исполнилось».
— Ну, все, — Кольцо перегнулся в седле, и поцеловал Федосью в щеку, — денька через два ждите нас.
— А как же? — Федосья, морщась от тяжести, подняла ручницу.
— А вот Михайло Данилович тебя и научит, — отозвался муж, пришпоривая коня. «Он у нас стрелок хороший, птицу в полете снимает».
Федосья, растерянно улыбаясь, смотрела вслед удаляющемуся к Тоболу отряду.
— А вас Федосья Петровна зовут, — прервал молчание юноша. «Рад знакомству», — он чуть опустил кудрявую голову.
— А вас правда казнить хотели? — раскрыв рот, спросила Федосья.
— Да уж как Иван Иванович в Разбойный приказ приехал, так следующим утром должны были, — ухмыльнулся Волк и добавил: «Ну, пойдемте, вон там, в степи, камень торчит, как раз по нему хорошо палить будет».
— Долго еще? — спросил Кольцо у татарина. Тот трусил впереди на невидной лошадке. «Нет», — обернулся он, улыбаясь, оскалив подгнившие зубы. «Вон там холмы, там Карачи стан», — он указал на восток.
— Ну ладно, — вздохнул атаман, и, на мгновение, закрыв глаза, улыбнулся.
«Дом надо сразу большой ставить, крепкий, пятистенный. Федосья здоровая девка, десятерых родит. И хозяйка хорошая. Черт с ним, с приданым — ну что я, — не мужик, бабе своей и детям золота не принесу? Принесу, конечно. Девок за дружинников потом можно будет замуж выдать, а сыновьям невест надо с Москвы привозить. Ну и привезу. Вот так Сибирь нашей и станет, — Кольцо вдохнул полной грудью степной воздух, — как внуки мои тут жить будут, семьями, так и помирать можно будет. Ну, лет через тридцать, али сорок».
— Вон визиря знамена, — прервал его размышления татарин.
— Знамена, — ядовито пробормотал Кольцо. «Каждая шваль на юрту тряпок навешает, и визирем называется, а то и ханом».
— К бою приготовьтесь, — негромко сказал он, обернувшись к дружине. «Ну, так, на всякий случай». Он проверил ручницу и подхлестнул коня. На холмах, над потрепанными, старыми юртами — было их с десяток, а то и менее, — развевались конские хвосты.
— Уже лучше, — Волк одобрительно посмотрел на Федосью. «Хоша уши не закрываете, Федосья Петровна, и то хорошо».
— Уж больно громко, — покраснев, сказала девушка.
— Это когда близко, — Михайло сорвал какую-то былинку и закусил ее крепкими, белыми зубами. «В бою сие не слышно, — там и так все палят, кому не лень».
— А вы в бою были? — Федосья вертела ручницу, разглядывая ее.
Волк покраснел — нежно, будто девушка. «Я обозы грабил, — пробормотал он, — там боя-то нет, они сразу руки поднимают».
— А почему вы сюда поехали? — Федосья глянула на него — искоса.
— А потому, Федосья Петровна, — Волк потянулся, — что пришел к нам в острог дьяк и сказал:
«Коли кто хочет жизнь свою сохранить — в Сибирь отправляйтесь. А мне о ту пору, летом, только семнадцать исполнилось, на Троицу как раз, умирать-то не особо хотелось, какие мои годы».
— Так вы еще молодой такой! — ахнула Федосья.
— А то вы старая, — пробурчал Волк. «Вы, небось, меня моложе».
— Мне в марте, следующим годом, семнадцать будет, — краснея, призналась Федосья. «Однако ж я замужем».
— То, конечно, — усмешливо сказал Михайло, — дело меняет, Федосья Петровна.
Она только улыбнулась — краем вишневых, пухлых губ.
— Ешь, — сказал Карача. «Ешь, Иван, баран молодой, жирный, только с утра зарезали». Визирь откинулся на грязные подушки и улыбнулся — широко.
Дружина, с воинами Карачи, обедала снаружи — оттуда были слышен чей-то хохот. «На, — Кольцо облизал пальцы, и протянул Караче флягу, — или вам сие Аллах запрещает?».
Карача рассмеялся — мелко, дробно. «Аллах не видит, — ответил он на ломаном русском, указывая на засаленные стены юрты, и отхлебнул водки.
— Ты зачем сказал, что две сотни всадников у тебя? — Кольцо откусил вареной баранины и, рыгнув, вытер губы. «Тут пятьдесят едва ли».
Там, — Карача указал на восток, и его смуглое лицо исказила усмешка, — там больше. Много недовольных есть Кучумом, как я позову — они ко мне пойдут. Ну и к вам тоже, — узкие, темные глаза визиря внимательно взглянули на атамана.
— Сие хорошо, — безразлично сказал Кольцо и, кинув в рот вареный бараний глаз, разжевал его. «Ну что, — он зевнул, — еще водки?»
Визирь угодливо улыбнулся и потянулся за флягой.
— Нате, — Михайло порылся в седельной сумке и протянул ей свернутую одежду. «Оно все чистое, на той неделе стирал».
— Сами? — удивилась Федосья.
Парень залился краской — до ушей, — и пробормотал: «Не люблю я в грязной одеже ходить, я на Москве щеголь известный был. Я, Федосья Петровна, в шелковые рубахи да бархатные кафтаны наряжался, золото-то звенело в кармане».
— Ну-ну, — Федосья окинула его взглядом и сказала: «А мы с вами почти одного роста, я ж высокая, так что должно подойти».