Вельяминовы. Начало пути. Книга 1
Шрифт:
— Коров доить умеешь? — резко спросил он.
— Да как же не уметь, я в деревне выросла, — опустив глаза, ответила женщина. «К труду приучена».
— Да, святой отец говорил мне, что женщина ты работящая и аккуратная. Дочки-то, где твои? — Стонтон вгляделся в детей, что бегали по церковному двору, играя в догонялки.
— А вон, — указала Вероника, — беленькая — Мэри, а черненькая — Полли.
Она посмотрела на высокое, в легких облаках небо, и, вдохнув влажный запах травы, вдруг улыбнулась — широко.
— Да, — кисло сказал Стонтон, — ну, пока
«Рожать можешь еще?»
Вероника покраснела и пробормотала: «Да если Божья воля на то будет, ваша милость…»
— Ну, смотри, в общем — с меня как положено — фермер стал загибать пальцы, — кров, стол, в год два платья, плащ и башмаки. Ну, там чулки, рубашки, — это мелочи. Девчонкам тоже твоим, понятно. С тебя — уборка, еда, вся скотина на тебе будет, ну и это дело, само собой, — он подмигнул покрасневшей Веронике. «За свадьбу я тоже заплачу».
— Мне бы подумать, ваша милость, — попросила, смущаясь, Вероника.
— А что тут думать, — удивился Стонтон, — зима скоро. Не в хлеву же тебе детей держать. Уже бы на следующей неделе и повенчались, все равно ты мне дешевле обойдешься, чем работника нанимать».
— Ну поговорите тогда со святым отцом, — не поднимая головы, ответила женщина.
— А что мне настоятель говорил, ты католичка, что ли? — вдруг спросил Стонтон.
— Крестили католичкой, а потом, — женщина махнула рукой, — как понеслось, так на исповеди уж и не упомню когда была. Да и опасно это сейчас, сами знаете.
— Ну, — задумчиво сказал фермер, — с исповедью, — это дело поправимое. Значит, в следующую субботу тогда. На, — он протянул ей серебряную монету, — купи себе юбку, обувь, что там надо, — не босиком же тебе к алтарю идти.
— Спасибо, ваша милость, — Вероника низко присела. «Не пожалеете».
— Да уж вижу, что не пожалею, — пробормотал Стонтон, глядя на ее высокую грудь, едва прикрытую бедным, заношенным платьем.
— Слава Иисусу Христу! — Вероника перекрестилась, встав на колени. Дальний угол кладовой на ферме Марсфорда был отгорожен холщовой завесой. Оттуда донеслось осторожное покашливание, и женщина сказала: «Простите меня, святой отец, ибо я согрешила».
— Давно ли ты исповедовалась, дочь моя? — донесся до нее высокий, взволнованный голос священника.
— Да уж и не упомню, святой отец, — горестно сказала Вероника. «Как в Лондон попала, так не до церкви стало».
Выслушав ее исповедь, священник вздохнул и сказал: «Ну, вот тебе епитимья, до венчания твоего читай каждый день тридцать Ave Maria и тридцать Miserere, знаешь ты их?»
— Помню еще, — отозвалась Вероника, и, услышав из-за холста разрешительную молитву, осенив себя крестным знамением, прошептала: «Господи, помилуй меня, грешную».
Выходя из кладовой, она лукаво улыбалась.
— Он нас и повенчает, — сказал Веронике Стонтон, ждавший ее на дворе. «Настоятель ради такого дела церковь пораньше откроет, до рассвета еще. Ты только языком не болтай,
— Господи, помилуй, — ахнула Вероника и обиженно добавила: «Да язык-то я за зубами держать приучена, как еще с первым мужем жила, — он скупкой краденого промышлял, — так пьяная сболтнула подружке про дела его. Он меня так поколотил, что места живого не осталось, две недели работать не могла».
— Сколько у тебя мужей-то было? — вдруг усмехнулся Стонтон.
Женщина, было, стала загибать пальцы, но сбилась. «Врать не хочу, — огорченно ответила она, — на шестом уж, и считать прекратила. Но, ни с кем не венчалась, — торопливо проговорила Вероника, — вы не волнуйтесь, ваша милость, с вами перед алтарем первый раз стоять буду.
— Честь-то какая, — ядовито сказал Стонтон, но, увидев глаза Вероники, ворчливо добавил:
«Это я шуткой, язык у меня острый, в округе известный, так что привыкай. Поехали, я на телеге, ферму свою покажу, ты ведь уж скоро хозяйкой там будешь. Девчонки твои пусть тут побегают, у Марсфордовой хозяйки, приглядит она за ними.
— Ваша милость…, - вдруг, покраснев, уже у телеги, сказала Вероника.
— Да не бойся ты, — проверяя упряжь, отозвался фермер, — я уж до свадьбы потерплю, не мальчик. Все слаще будет, — он, не удержавшись, шлепнул ее пониже спины и шепнул:
«Дочек твоих миссис Марсфорд заберет на пару дней, как повенчаемся, сказала — где пятеро, там и семеро, так, что я тебя с брачного ложа долго не отпущу. Ну, доить, да корм скотине задавать разве только».
Вероника села в телегу, на мягкое, пахучее сено, и вдруг, зевнув, разморенная теплым осенним утром, сказала: «Так бы и поспала тут».
— Ну и поспи, — разрешил фермер, — нам мили три ехать.
Марфа, вскинув голову, посмотрела на звезды. Темза, — широкая, темная, шуршащая легкой волной, — лежала совсем рядом.
— Каждая лодка на реке, — будто звезда в небе, — тихо сказал Бруно. «Они идут своим курсом, повинуясь воле человека, а нам, тем, кто стоит на берегу, остается только следить за ними.
Я учился в Неаполе, и часто вот так, ночью, поднимался и смотрел в окно своей кельи — на море и корабли».
— Звезды не повинуются воле человека, — Марфа все не отрывала глаз от неба. «Движением светил управляет Господь. Вы пишете, — там, в книге — она кивнула в сторону дома, — что вокруг этих звезд есть планеты, такие же, как наша?
— Или другие, — ответил Бруно. «Те, что не похожи на Землю».
— И на них тоже есть жизнь? — Марфа увидела в его глазах отблески небесного света.
— Может быть, — пожал плечами Джордано. «Бог — он ведь создал не только наш мир, но и другие миры тоже, он, как вы сказали, управляет всем, что окружает нас».
— А что там, — Марфа кивнула, — наверху? Что между звездами?
— Вещество, которое не препятствует их вечному бегу, — сказал Бруно. «Земля тоже двигается, — и не только вокруг Солнца».