Вельяминовы. За горизонт. Книга 1
Шрифт:
– Саша проводит с нами каждые каникулы, они как брат и сестра. На ипподроме тоже занимается много мальчишек… – Марта, судя по всему, пошла в родителей, неизвестных Наташе Журавлевой ученых:
– Надо потом подобрать ей физико-математическую школу. Маша пойдет на филологический факультет, а Марта любит технику… – Михаил Иванович учил девочку разбираться с радио и электричеством:
– Она очень аккуратная, – ласково подумала Наташа, – сама приводит в порядок комнату, даже стирать сама захотела, как Машенька в детстве… – в Куйбышеве Журавлевым полагались горничная, повар
– За пятнадцать лет там все перестроили, – поняла Журавлева, – от дома, где мы жили, от дачи Антонины Ивановны ничего не осталось… Интересно, где сейчас Володя? Пошел по кривой дорожке, как говорится. Ему семнадцать, он может сидеть в колонии для несовершеннолетних…
Смотря на Марту, Наташа повторяла себе:
– Бог нас простит. Мы взяли сироту, мы искупили вину перед мальчиком… – стоя перед зеркалом, она огладила ладонями просторную грудь в кофте итальянского кашемира:
– Вроде в талии я похудела… – она склонила голову с аккуратно закрашенной сединой, – мы здесь с сентября, приехали в самый сезон фруктов… – в санатории работали преподаватели для отдыхающих детей. Маша начала заниматься по программе восьмого класса.
Муж оставался в Москве, готовясь к переезду. Наташа больше не боялась развода:
– Михаилу Ивановичу почти сорок пять, он не рискнет новой должностью. Он привязан к нашим девочкам, и я немного подтянулась, с Мартой… – Наташа не хотела отдавать малышку, сироту, в детский сад, пусть и закрытый. Она сама гуляла с девочкой в парке Горького, и научилась кататься на велосипеде:
– Мне еще не исполнилось сорока, – улыбнулась Наташа, – на меня опять стали смотреть мужчины… – она замечала заинтересованные взгляды на пляже и на ялтинской набережной. Сейчас, правда, пляж опустел. Серую гальку освещали фонари, деревянные топчаны выстроились вдоль дорожки, ведущей к морю. Ветер хлопал решетчатой дверью дамской раздевальной кабины. Присев на топчан, Наташа следила за маленькой фигуркой девочки.
Марта и Дружок носились по влажной гальке. Малышка бросала терьеру палочку:
– Она выпила только чашку какао и поскакала к морю. Она любит воду, купается, даже когда холодно… – ветер, впрочем, был еще теплым. Журавлева все равно прикрыла бронзовые косички дочери береткой и надела ей шарф:
– Надо перед сном дать ей горячего молока с медом, – решила Наташа, – вдруг она промочит ноги… – Дружок громко лаял, шуршали волны. Наташа рассеянно сжевала курабье.
Она ничего, никому не говорила, даже мужу. Марту доставили к ним с хорошим импортным чемоданом. Михаил Иванович махнул рукой:
– Там ее вещи, тетрадки, книжки… В общем, разберешься…
Распятие Наташа нашла в детской книжке: «Жизни великих ученых». Старое золото переливалось филигранью, крестик украсили изумрудами:
– Наверное, ее семейная реликвия, – подумала Наташа, – мы ничего о ней не знаем, кроме имени. Михаил Иванович упоминал, что после войны в СССР привезли много немецких ученых. Может быть, Марта вовсе не русская… – она даже самой девочке не сказала о вещице. Крестик отправился в бельевой
Она все равно чувствовала неудобство. Одевшись как можно более скромно, Наташа сделала вид, что едет на целый день к подруге на дачу. Муж был в командировке, Маша уверила ее:
– Не волнуйся. Повар здесь, мы с Мартой не умрем от голода… – искать священника в Москве было опасно. Наташа отправилась на электричке в Загорск. В Лавре, поклонившись мощам преподобного Сергия, она разговорилась с пожилой женщиной, богомолкой. Та серьезно сказала:
– Сама ее окрести, милая, на всякий случай. Так можно, церковь разрешает. Брызни на девочку святой водой, когда она заснет… – Наташа привезла в Москву святую воду в пустом флаконе из-под духов:
– Я так и сделала… – она следила за дочерью, – назвала ее Марфой. Марта, Марфа, одно и то же… – на нее повеяло солью, мокрыми водорослями. Марта запыхалась, бронзовые кудри прилипли к высокому лбу:
– Мама Наташа, дай еще какао, я пить хочу. Дружок просит печенья… – получив курабье, терьер улегся у топчана. В чернильном небе загорались первые звезды, на горизонте виднелись огоньки кораблей:
– Это флот, – подумала Наташа, – или пограничники. Рядом Севастополь, морская база… – Марта уютно сопела у нее под боком, листая книжку о великих ученых. Девочка сунула томик в сумку Наташи перед выходом:
– Джордано Бруно до самой смерти не отрекся от своих убеждений, – громко прочла Марта, – даже стоя на костре, он утверждал, что мы не одиноки во вселенной… – Наташа забрала книжку:
– Темно, милая, не надо портить глаза… – вскинув голову, Марта водила нежным пальчиком:
– Большая Медведица, Орион, Кассиопея… – она давно разобралась в карте звездного неба, – мы не одни во вселенной. Когда я вырасту, я полечу в космос… – мирно пахло сладостями, шумело море. Марта вспомнила:
– Каждая лодка в море, словно звезда в небе. Кто-то так говорил, но я не знаю, кто…
Она вообще ничего не знала, кроме своего имени. Иногда, ночами, она слышала веселый смех, лай собаки, ласковый мужской голос. Она видела руки с пятнами чернил, вязь формул в простой тетрадке. Потом вокруг не оставалось ничего, кроме огня. Марта просыпалась, зажав зубами угол подушки:
– Это были мои папа и мама, их больше нет, они погибли… – дальше она помнила белые халаты, тишину, запах сосен:
– Я лежала в больнице. Папа Миша забрал меня оттуда домой… – устроив голову на коленях Наташи, девочка попросила:
– Спой песенку, пожалуйста, о котике… – Марта зевнула, Наташа едва слышно замурлыкала:
– Приди, котик, ночевать, будешь Марту нам качать…
Балаклава
– Приготовь же, Дон заветный,
Для наездников лихих,
Сок шипучий, искрометный,
Виноградников своих….
Хлопнула пробка «Цимлянского». В тяжелом бокале богемского хрустал заискрилось осеннее солнце. Шатер для купания устроили в защищенной от посторонних взглядов бухте. Генерал-лейтенант Журавлев посмотрел на поросшие сухой травой, голые холмы: