Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Come on let’s twist again,
Like we did last summer!
Yeaaah, let’s twist again,
Like we did last year!
По серой плитке стучали каблуки, в открытое окно врывался зябкий ветерок. К ночи тучи развеялись, над крышами институтов и общежитий поднялась яркая луна. По полу разлетелись пробки из-под шампанского, в стальных вазочках таяло мороженое. На картонной подставке возвышались остатки бисквитного торта. На кусках виднелись буквы, сохранившиеся из искусной надписи кремом: «В честь закрытия первого международного симпозиума
Стены украсили рукописными плакатами на русском и английском языках:
– Эйнштейн, Ферми, Тамм. Кто следующий? – в конце добавили: «Эйриксен». Завидев надпись, Инге добродушно отмахнулся:
– Я не стремлюсь к премиям. Нобелевку надо вручать создателям магнитной кассеты… – по слухам, через два года Philips и «К и К» представляли новинку на европейском рынке:
– Миллионы подростков теперь не зависят от транзисторов, – заметил Инге, – такие вещи для них важнее физики атомного ядра… – рядом с тортом вертелись катушки нового японского магнитофона, Sony. Аппарат притащили из лаборатории акустики:
– Мы наконец-то занялись делом, – усмехнулся руководитель, немногим старше Инге, и тоже доктор наук, по западным меркам, – свели диджейскую пленку для танцев…
Акустики отобрали у молодых участников симпозиума, приехавших из Европы и Америки, пластинки с хитами этого года, как выражались на западном радио:
– Мы могли поработать и со здешними приемниками, обойти заглушки – почти весело подумал Инге, – но лучше не рисковать. Здесь сотня человек, за всех не поручишься. Может быть, кто-то бегает в Комитет с доносами. Мы уедем, а ребятам здесь жить и работать… – акустики принесли на вечеринку почти трехчасовую запись танцевальной музыки:
– Это не запрещено, – Инге затянулся отцовской трубкой, – акустики могли сделать пленку в свободные часы… – опять загремела музыка:
– Who’s that, flyin up there? Is it a bird? Noooooo Is it a plane? Noooooooo……Столовая весело взвыла, подтягивая певцу: «Noooooo!». Кто-то из аспирантов крикнул по-английски:
– Не птица и не самолет! Это комитетская камера слежения… – высунувшись в окно, он показал откровенный жест, – но нам наплевать на Комитет, мы свободные люди… – в руке Инге оказался запотевший стаканчик Кровавой Мэри:
– С ткемали даже вкусно, – усмехнулся Сахаров, – как говорится, голь на выдумки хитра… – Инге забрал с подоконника початую пачку «Мальборо»:
– Держите. Я вам оставлю блок, когда уеду… – щелкнула зажигалка, огонек осветил усталое лицо русского:
– У нас хорошее снабжение, – Сахаров затянулся сигаретой, – именно так принято говорить иностранным гостям. Наши кураторы, – он поморщился, – всегда проводят инструктаж перед конференциями… – Инге бросил в рот соленую оливку:
– Комитет не обращает внимания на мелкие шпильки в свой адрес… – он кивнул на давешнего аспиранта,
– В нашей среде они разрешают самиздат, как у нас говорят, сомнительные песни с танцами… – указав на магнитофон, он помолчал:
– Поймите, доктор Эйриксен, все это… – физик повел рукой вокруг, – позволено, пока мы делаем свою работу, бомбы и остальное… – он хмыкнул:
– Я с вами откровенен, а на инструктаже нам говорили, что вы агент британской разведки, ЦРУ и Моссада… – Инге рассмеялся:
– Разумеется, доктор Сахаров. Учитывая, что я отказываюсь от военных проектов, разведкам я должен быть особенно интересен… – он не мог попросить Сахарова узнать адрес Марты Журавлевой:
– Это вызовет подозрения, – твердо сказал себе Инге, – да и вряд ли Марту отправят в один из новых физико-математических интернатов, о которых упоминали ребята. Судя по всему, она воспитывается в семье Журавлева. Маша пропала, теперь они Марту никуда не отпустят… – Инге был почти готов пойти к самому Журавлеву:
– Тетя Марта мне такое запретила, но открылись новые обстоятельства… – он вздохнул, – я могу с ним поторговаться, воспользоваться фактом его вербовки. У меня есть копия его собственноручного согласия на работу… – копия хранилась в искусно сделанном тайнике, в саквояже Инге:
– Но я не смогу вывезти девочку из СССР, – понял он, – нельзя пороть горячку. Надо добраться до Лондона, посоветоваться с Набережной. Журавлев на хорошей должности, Марта пока в безопасности… – Сахаров отошел за выпивкой. Рок в магнитофоне сменился низким голосом главы акустической лаборатории:
– Время отдохнуть… – сказал он на бойком, но с сильным акцентом, английском языке, – с нами Элвис Пресли. Белый танец, дамы приглашают кавалеров… – Пресли сладко запел:
– Take my hand, take my whole life too
For I can’t help falling in love with you…
На Инге повеяло прохладным ароматом вербены:
– Духи Сабины, я всегда покупаю ей Sous Le Vent от Guerlain…
По черному шелку ее платья, едва касающемуся грани приличия, рассыпались блестящие пайетки звезд. Мягкая кожа сапог на шпильке открывала нежные колени. Темные волосы она уложила в высокую башню, из локонов высовывалась ракета:
– Это у нее такая заколка… – она взмахнула длинными, чудными ресницами, – Сабина тоже сделала космическую линию аксессуаров для осеннего сезона…
Комитетская подстилка, фальшивая Дора, тихо сказала: «Позвольте пригласить вас на танец, доктор Эйриксен».
Большая рука лежала на ее талии. Сквозь тонкую ткань платья Надя чувствовала тепло надежной ладони. Он немелодично насвистывал:
– As the river flows surely to the see, darling, so it goes… – Надя робко сглотнула:
– Я рада вас видеть, доктор Эйриксен. У нас идут концерты в Академгородке. Организаторы конференции попросили меня спеть на вечеринке… – днем товарищ Матвеев привез девушку в Академгородок: