Вендетта для Святого
Шрифт:
— Буон джорно, [21] — сказал Святой с максимальной убедительностью. — Скажите, я здесь пройду в ванную?
Реакция была столь же ясной и недвусмысленной, как трюк с замедленной съемкой в немых фильмах. Отвисшая челюсть охранника превратила его удивленный рот в подобие вытянутого о, демонстрируя интересную коллекцию золотых зубов вперемежку с почерневшими корнями их менее привлекательных соседей, которым еще не подошла очередь укрыться золотом.
— Че коза фаи?
21
Buon giorno (итал.) — здравствуйте, добрый день.
— Эббене, [22] — ответил он, осторожно опускаясь
Мнение его слушателя, который в тупом оцепенении стоял как загипнотизированный, пока Святой до подбородка не исчез под скальным выступом, так и осталось неизвестным, потому что тот отлетел назад и вместо него появился человек, стрелявший из окна наверху.
22
Эббене — итал. — все в порядке
— Назад! — закричал он с идиотской самоуверенностью, одновременно пытаясь прицелиться.
— Очень жаль, но мой профсоюз разрешает мне только спускаться вниз. Если вы хотите, чтобы я поднимался, придется вам обеспечить лифт.
Этот рассудительный ответ не остудил запала стрелка, но у того возникли дополнительные трудности, вытекавшие из возникшего положения. Пропасть начиналась прямо у его ног, а цоколь здания с правой стороны почти смыкался с ее краем. Будь это с противоположной стороны или будь он левшой, не было бы ничего проще, как высунуть голову и руку с револьвером за угол дома и стрелять. Но, привыкнув пользоваться правой рукой, он не мог как следует прицелиться, так как не было места, чтобы сделать шаг за угол, просто было некуда поставить ногу. Он пробовал несколько раз пальнуть без опоры, выгнув наружу руку в запястье, но, разумеется, промазал, а отдача едва не лишила его неустойчивого равновесия на краю пропасти. Тогда Саймон бросился по вертикальной стене с неожиданной ловкостью, сделавшей бы честь и покорителям Эвереста. Он в свое время немного занимался скалолазанием, так же как и любым другим необходимым видом спорта, но никогда не считал себя настоящим альпинистом. Высокооктановый адреналин был единственным горючим, двигавшим Святым, распластавшимся как паук на почти отвесной стене. Пальцами ног он нащупывал неровности, дающие хоть малейшую возможность для упора, пальцами рук цеплялся за выбоины и трещины, которые в этом неуступчивом камне могли образовать только столетия воздействия атмосферных осадков.
После нескончаемо долгого спуска что-то вдруг задело его по плечам и оказалось кривой суковатой ветвью. Сделав резкий поворот, он ухватился за нее, спрыгнул на землю и помчался между деревьями.
Далеко вверху раздался звук стартера, перешедший в рев автомобильного мотора. Кто-то понял, что легче отрезать его от конечной цели, чем пытаться достать из начальной точки.
Он бежал.
Полоса открытого поля разделяла лес и сады, и, когда он пересекал ее, сзади что-то загрохотало, что-то просвистело высоко над ним и врезалось в землю. Он воспринял это спокойно, потому что понимал, что на таком расстоянии пистолет был не более опасен, чем удачно брошенный камень. Гораздо серьезнее была другая угроза. Он вдруг услышал вой перегруженного мотора, и огромный черный лимузин, удивительно напоминавший фильмы из эпохи сухого закона в Америке, с грохотом вылетел на дорогу, бежавшую мимо дома вниз и свернул к городку. Судя по безумной скорости спуска и лихости прохождения поворотов в клубах пыли по самому краю обрыва, намерение его седоков было весьма решительным. Хотя скальная эскапада закончилась благополучно, путь ему все равно мог быть отрезан… Святой ускорил шаг и почти съезжал по склону, перескакивая каменные изгороди, противопоставляя свою скорость и силу длинной окружной дороге, по которой приходилось двигаться автомобилю. Оказавшись под защитой деревьев, резко свернул вправо, и эта перемена курса сделала его невидимым для наблюдавших с вершины. Лимузин тоже скрылся за деревьями, но Саймон мог следить за его продвижением по вою переключаемых передач и протестующему визгу шин на поворотах. Фактором раздражающей неопределенности была неясность, в каком месте пересечется его путь с дорогой.
Боль от удара по затылку давно уже прошла или была вытеснена более актуальными переживаниями. Перед ним выросла новая изгородь, которую он преодолел, как бегун с барьерами, и только в воздухе обнаружил, что за ней был шестифутовый склон, спускавшийся к дороге. Сделав невероятный кульбит, сумел кое-как подняться на ноги, одновременно заметив среди оливковых зарослей крышу черного лимузина в каких-нибудь ста ярдах выше по склону. Только крутой поворот почти на 360 градусов, который как раз преодолевал автомобиль, помешал пассажирам его заметить.
Учитывая скорость приближения автомобиля, эта удача позволила выиграть еще несколько секунд. Саймон двумя огромными прыжками перескочил дорогу и нырнул вниз головой через ограду на противоположной стороне. Приземлился на руки и, совершив еще один кульбит, прижался к земле.
В тот же миг автомобиль провизжал шинами на повороте, резко затормозил и остановился чуть ли не на том месте, где Святой пересек дорогу, настолько близко к нему, что камни из-под колес застучали по изгороди, а пыль повисла над головой Саймона.
Опоздай он на долю секунды, его схватили бы на дороге; продлись его головоломный спуск еще десять секунд, и его бы взяли в садах, прочесыванием которых занялись мафиози.
Осторожно приподнявшись. Святой увидел неподалеку мокрую от пота спину самого Аля Дестамио, выкрикивавшего приказы своей рассыпавшейся в цепь банде. Вся их активность была направлена вверх от дороги, видимо, из-за твердой уверенности, что опередить их он никак не мог. Соблазн ударить с тыла был слишком велик, но Святой вынужден был признать, что в данном случае доводы здравого рассудка должны взять верх над соблазнительным удовольствием эффектной операции. Он отвернулся, с сожалением вспоминая времена своей юности, когда он, несомненно, поступил бы иначе, и тихо пустился вниз по винограднику, в котором очутился.
Позволил себе короткий отдых, пока преследователи впустую прочесывали склоны, на которых, как они полагали, он был отрезан. Учитывая такую их уверенность, понадобилось бы не менее часа, чтобы убедиться, что Святой сумел ускользнуть, а не притаился где-нибудь в укромном месте. Потом предстояло передать эту новость в замок, чтобы расширить район поисков. Началась бы масштабная акция с участием всех членов мафии и сочувствующих им, то есть большинства населения острова. Все были бы против него; Саймон отдавал себе в этом отчет. Эти мысли все сильнее досаждали ему, пока он ускорял шаг. Не дать поймать себя в сети мафии может оказаться самой трудной задачей в его карьере, но если ему удастся унести ноги, то он справится и со всем остальным. Безымянный городок, лежавший перед ним, уже пробудился к жизни, и, как все живое на юге, лихорадочно засуетился в часы утренней прохлады, чтобы потом со вкусом вздремнуть в часы полуденного зноя. С главной площади открывался роскошный вид не только на палаццо, на нависшую над долиной скалу, но и на дорогу, которая пересекала долину и уходила в сторону невидимого моря. Он знал, что дорога была путем не к спасению, а только к смерти. Хотя дорога и производила впечатление пустынной, именно ее стерегли бы прежде всего и именно там поджидали его ловушки. Членов мафии могли не слишком интересовать дела Дестамио, но они были оскорблены сопротивлением, которое с таким упорством оказывал Саймон, поэтому все их возможности, охватывавшие окрестности, явно будут мобилизованы с единственной целью — поймать беглеца. И прежде всего они перережут дороги.
На другой стороне площади, перед единственным в городке отелем, группа непроспавшихся туристов загружала свой багаж и детвору в несколько автомобилей. Два семейства румяных баварцев в непременных кожаных шортах и с пивными животами, очевидно путешествующих вместе в одинаковых горбатых «фольксвагенах», француз средних лет в невзрачном «пежо» с эффектной красоткой, никоим образом не походившей на его жену, огромный «комби», слишком длинные крылья которого и задние фары величиной с крышки от мусорных баков выдавали его заокеанское происхождение еще до того, как можно было различить на заляпанном номере черно-красную эмблему американских вооруженных сил в Европе. Крикливая псевдогавайская сорочка, как кофта беременной спадавшая на потертые джинсы, плотно обтягивавшие зад их владельца, несколько смягчала впечатление от воинственно выпяченной челюсти и жесткого взгляда, которые всегда отличали армейского сержанта, что в военное, что в мирное время.
Надежда шевельнулась в сердце Саймона. Не то чтобы фортуна ломилась в его двери, но с учетом такой встречи он, можно сказать, услышал ее робкий стук. Подождав, пока последний чемодан был засунут в кузов машины, величиной с грузовик, и последний визжащий отпрыск пойман и усажен, он подошел в тот момент, когда водитель сел и запустил мотор.
— Я терпеть не могу навязываться, — сказал он с чисто американской смесью непринужденности и повелительного тона, — но не могли бы вы подбросить меня на несколько миль вдоль долины? Мне пришлось оставить свою машину в мастерской, и она будет готова только вечером.