Венецианская маска. Книга 2
Шрифт:
— Я думаю, тебе сейчас лучше отправиться домой, — участливо предложил Себастьяно.
Она кивнула.
— Да, вы правы. Пожалуйста, извинитесь за меня перед Изабеллой и остальными гостями:
— Ничего, ничего. Они и так все поймут.
Теперь уже никто не сомневался, что дела Элены гораздо хуже, чем представлялось раньше. Оставалось загадкой, каким чудом она пока держится на этом свете?
Филиппо нисколько не удивила полученная от Лавинии весть о смерти
— Прямо не знаю, что и делать, — в ее голосе звучали трагические нотки. — Все это время я ухаживала за матерью, как могла, ночами не спала — все сидела с ней. Мне и сейчас кажется, что я слышу ее голос, как она зовет меня. Филиппо, можно после похорон я поеду во дворец Челано и буду ухаживать за Эленой?
— Нет! — резко ответил Филиппо, и Лавиния даже вздрогнула от неожиданности. — Ни в коем случае. Доктор сказал, чтобы все у нее оставалось, как и прежде. Никаких новых людей и впечатлений. После ее обморока в опере не осталось никаких надежд на выздоровление.
Лавиния судорожно ломала пальцы.
— Боже! Какая же это трагедия! Я помню, как она впервые пришла во дворец. Она напоминала мне бабочку, веселую, беззаботную. Какой счастливый был у нее вид! Как они с Марко любили друг друга! — Она осеклась, поняв, что это прозвучало довольно бестактно по отношению к брату. — Прости меня, Филиппо.
Тот изобразил удрученность.
— Ладно, неважно. Я сделал для Элены все, что мог, но оказалось напрасно. Я уже смирился с этим.
— Пьетро мог бы осмотреть ее, когда приедет на похороны. У него такие чудесные руки, что…
— Он не приедет. Я не стану оповещать его о смерти матери до ее погребения. Она никогда его не любила. Терпеть не могла, когда он приезжал, а я обязан организовать все так, как она бы пожелала. А вот то, что не будет Алессандро, действительно, досадно. Недавно я слышал от него, что папа собирался отправить его с какой-то срочной и очень важной миссией в Париж, так что, скорее всего, он получит мое письмо с опозданием и не успеет приехать на похороны.
Лавиния не стала спорить с братом в отношении Пьетро. За годы жизни в этой семье она уже привыкла, Что мужчины не спрашивали ее мнения, она была вынуждена лишь подчиняться.
— Ты ведь однажды сам сказал мне, что я смогу жить в палаццо Челано, если что-нибудь произойдет с матерью, — покорно напомнила она ему. — Могу я еще на это рассчитывать?
— Со временем сможешь, но сейчас пока это несколько преждевременно. Ты сможешь остановиться в доме Альвизе, когда приедешь в Венецию на похороны.
Она восприняла его слова как отказ от прежнего обещания, но внезапно поняла, что это, собственно говоря, было ни к чему. Что ей делать в этом огромном дворце без Элены и возможности нормального общения с ней? Но с другой стороны, оставаясь здесь, она обречена вечно слышать голос матери, которая постоянно ее в чем-то упрекала, и теперь общение с нею мертвой грозило оказаться для нее еще тяжелее, чем с живой — Лавиния прекрасно понимала, что ее статус в семье был ничтожным, ей никогда не приходилось встать перед необходимостью принимать какое-то решение самостоятельно, и как поступить теперь, она понятия не имела.
— Тебе остается этот дом вместе со всем, что в нем, — продолжал Филиппо. — Мать еще очень давно говорила мне, что оставит мне в наследство все ее имущество и владения. Такова была ее воля. Но я решил ограничиться тем, что возьму отсюда лишь ее старинные книги. У меня сейчас находятся те, что раньше принадлежали Челано и были на вилле, ими сейчас занимаются — составляют каталог. Теперь мне хотелось бы, чтобы появился каталог такой же и для книг, принадлежавших матери.
Лавиния лишь вздохнула про себя. Вот и здесь ее обошли. Книги — это единственное, что способно было заинтересовать ее здесь. Она всегда питала слабость к красивым, прекрасно иллюстрированным изданиям библиотеки матери, а если теперь они окажутся во дворце у Филиппо, то им так и суждено пылиться на полках — насколько Лавиния помнила, Филиппо ни разу при ней не открыл ни одной книги. Так что им придется там дожидаться прикосновений рук представителей следующих поколений.
Приобретение еще нескольких сотен томов очень устраивало Филиппо, поскольку продлевало работу монахинь и Бьянки — ведь предстояло составить еще один, довольно значительный каталог. Девчонка и понятия не имела, как сильно привлекала его, овладеть ею для него — просто раз плюнуть, если только пожелает этого. Жаль только, что Элена никак не отправлялась в лучший мир, что-то задержалась она на этом свете, но сейчас он и пальцем не пошевелит, чтобы хоть как-то ускорить этот процесс. Все должно идти своим, естественным путем.
Елизавета быстро росла. Казалось, на нее просто не напасешься туфель. Ей купили две пары новых незадолго до появления на свет близнецов, и вот на тебе — и эти понемногу начинали поджимать в пальцах!
— Сегодня нам надо сходить к сапожнику, но чуть попозже, — пообещала Мариэтта девочке. — И у тебя будет пара самых лучших туфель на фестиваль «Реденторе».
«Реденторе» — так назывался один очень крупный фестиваль, когда весь город праздновал годовщину избавления города от чумы, свирепствовавшей здесь три столетия тому назад. Для Мариэтты, Елизаветы, Леонардо, Адрианны и их детей это повод выйти в свет. Было решено, что близнецы останутся на попечении верной няни детей Савони, которая была до смерти испугана происками Челано в отношении Данило, и была готова буквально не отходить от мальчика.
Когда они были у сапожника и тот снимал мерку с ноги Елизаветы, дивясь тому, какие красивые у нее пальцы, Мариэтте неожиданно пришло в голову, что дети, как правило, наследуют не только характеры своих отцов и матерей, но и фигуру. Элена, обладавшая маленькими изящными ступнями и столь же маленькими пальчиками, была не прочь даже полюбоваться на них и при случае похвастаться, какие они у нее симпатичные. Эта мысль о чем-то напомнила Мариэтте, но как раз в этот момент сапожник извлек пачку разноцветных лоскутков кожи, чтобы они могли выбрать цвет для будущих туфель Елизаветы, которая остановила свой выбор на ярко-красном кусочке кожи, забраковав то, что она пожелала вначале — ярко-фиолетовый цвет, годный разве что для какой-нибудь куртизанки.