Венецианская маска. Книга 2

Лейкер Розалинда

— Нет, не сюда! — гаркнул, он, когда она двинулась было к комнате, располагавшейся между ее спальней и коридором. — И оставь кошелек — он тебе не нужен.

С нервозной поспешностью Элена повиновалась ему, и Филиппо открыл дверь в свою спальню. Не успела она ступить на порог, как увидела, что на нее с каким-то нездоровым любопытством смотрят две незнакомые ей женщины. У одной из них были роскошные золотые волосы, очень похожие на ее, и такие же синие глаза, но на этом сходство заканчивалось. Она невольно бросила взгляд на тот самый шкаф, из-за которого все и началось. Внезапно шкаф, как огромная дверь, отворился, и за ним оказалась небольшая узкая ниша, где была еще одна, старинная дверь, раскрытая настежь. Элена мгновенно поняла, что, хотя Филиппо вернулся во дворец обычным путем, через главный ход, женщины наверняка попали сюда через этот

потайной ход. Элену охватил панический ужас, когда муж стал подталкивать ее к потайной двери. Она стала кричать, молить двух незнакомок о помощи, но Филиппо, зажав ей рот ладонью, старался пропихнуть ее в дверь. Внизу она увидела небольшую гостиную, освещенную стоящим на столе канделябром, в котором горели три большие свечи. Повеяло могильным холодом подземелья. Втащив ее на лестницу, ведущую к этой подземной комнате, Филиппо, усадив ее на ступеньки, чтобы она ненароком не растянулась и не скатилась вниз, повернулся, захлопнул за собой дверь в свою спальню и повернул ключ. Элена услышала, как шкаф снова со скрипом занял свое прежнее положение.

Это произошло довольно давно, несколько месяцев назад. Элена беспокойно металась на широком диване, служившем ей постелью в подземной темнице, и, открыв глаза, снова увидела перед собой эту опостылевшую ей комнату, освещенную свечами в канделябре и скупым лунным светом. Поначалу она очень боялась, что здесь будут крысы, но их нигде не было видно. Не было даже мышей, хотя временами до нее доносилось их попискивание, и ей даже нравилось, что где-то недалеко есть что-то живое.

Элена уже не помнила, сколько времени она кричала, умоляла выпустить ее отсюда, сколько раз она давала волю отчаянию в первые дни своего заточения. Она, которая не вынесла бы и часа полного одиночества, всегда стремившаяся быть в окружении людей, она, которая в толпе людской чувствовала себя, как рыба в воде, вдруг оказалась в условиях полной изоляции. Эта пытка одиночеством была особенно невыносима в ночные часы, когда ей приходилось напрягать все силы, чтобы держать себя в узде и не позволить себе потерять рассудок до тех пор, пока Филиппо, наконец, не одумается и не решится освободить ее из этого плена. Она затребовала у своего надзирателя, вернее, надзирательницы, поскольку лишь женщины имели «почетное» право стеречь ее — так повелел всевластный Филиппо — все, что было необходимо для уборки, и в течение долгого времени занималась тем, что отмывала, отчищала, отскребала от грязи и пауков свое обиталище, испытывая полузабытое чувство, словно вернувшееся к ней из благодатных времен в Оспедале делла Пиета, что она. отрабатывает тяжким трудом наказание за какой-то проступок.

Когда паника и страхи первого периода миновали и установилась более или менее привычная рутина, приступы отчаяния, всегда так пугавшие ее, стали беспокоить ее значительно реже. Элена перепела уже все известные ей песни, от корки до корки прочла и требник, и молитвенник, которые доставили сюда по ее просьбе, поскольку иное чтение ей строго-настрого воспрещалось, и после этого достигла той степени душевной умиротворенности, которую доселе и не ведала. Она пришла к осознанию того, что позволяло ей выжить во мраке и безысходности ее омерзительного брака, который тоже был для нее не более чем тюрьмой, хоть и несколько видоизмененной. Но поскольку Филиппо избрал способ продолжительного изнурения путем сокращения получаемого ею рациона еды, что истощало ее, лишая сил физических и умственных, надежда на избавление от этого плена постепенно улетучилась, уступив место ожиданию скорой смерти.

Когда-то эта гостиная знала лучшие времена и выглядела очень загадочно. Днем свет попадал сюда через единственное, очень маленькое стрельчатое окошко, прорезанное в стене где-то высоко, почти под потолком, сквозь толстое матовое стекло которого Элена все равно не смогла бы ничего увидеть, даже если бы произошло чудо, и она превратилась бы в великана ростом в метра три-четыре. Разбить его было невозможно, поскольку оно было забрано очень красивой узорчатой решеткой. Десятки раз Элена пыталась добраться до него, взбираясь на один из стоявших здесь шкафов. Ей удалось рассмотреть лишь очертания освещенной солнцем такой же решетки, защищавшей окно и снаружи.

Теперь, когда гостиная освещалась большими яркими свечами, которые регулярно меняли, она выглядела величественно. Собственно говоря, так и было задумано тем мастером, который ее строил. Украшенные пилястрами стены и пол гостиной были выложены розовым мрамором, который переходил в ярко-розовый, почти красный оттенок, а в орнаменте потолка доминирующим цветом было золото, хотя местами изрядно потускневшее. То же самое относилось и к импозантной, мощной раме зеркала, которое, как и зеркальные панели потолка, также потускнело, помутнело, покрылось пятнами и почти не давало отражения. Некогда прекрасная мебель также не избежала тления: стулья, стоявшие вокруг стола, были большей частью расшатанные, прежде позолоченная обивка почернела.

Крутая, почти отвесная лестница, ведущая вниз от двери, от той самой двери, через которую Филиппо втащил ее сюда, была пристроена к стене, и сбоку ее закрывал высокий, от потолка до пола, занавес, такой роскошный некогда, но сейчас изрядно подгнивший, как и все в этой гостиной. Он выполнял двойную функцию — закрывал вход и одновременно скрывал небольшой альков, служивший здесь туалетом, имевшим сток в канализацию дворца. Прежде, когда этот занавес был новым, он придавал гостиной, служившей мужской половине обитателей дворца в качестве любовного гнездышка, весьма экзотический вид. Несколько поблекших и потемневших от времени картин, развешанных тут и там по стенам, изображали эротические сцены.

Здесь имелась еще одна дверь, и Элена, едва оказавшись здесь, бросилась к ней, чтобы сразу же убедиться в том, что она крепко-накрепко заперта. Она обнаружила еще несколько дверок, открыв которые, увидела лишь темневшую пустоту, но теперь Элена знала, что они выходили на лестницу, узкую и темную, которая вела к кованой массивной двери, выходившей на один из боковых каналов. Однажды, когда море наступило на Венецию и воды каналов поднялись, нижние ступеньки лестницы залила вода, и в течение четырех дней ее церберша, прибывавшая к ней по каналу и входившая через внешнюю дверь, была не в состоянии добраться до нее. Все это время Элена оставалась без пищи и воды, и уже почти свыклась с мыслью, что умрет даже скорее, чем рассчитывал Филиппо, постепенно уменьшая рацион ее питания, чтобы вызвать медленную смерть. Эта женщина не имела привычки заходить в гостиную, подавая еду через особое отверстие в двери. Сюда же просовывали и узкий сверток с чистым бельем, забирая такой же с грязным.

Теперь Элена вспомнила, что именно об этой потайной комнате ей рассказывал Марко, когда они предприняли их первую экскурсию по дворцу, во время которой целовались за каждой колонной и за каждым углом. Он тогда еще сказал ей, что гостиная стояла запертой с тех пор, как в ней было совершено убийство, и сейчас, вспомнив об этом, Элена старалась не сосредоточивать свое внимание на том, что же подвигло неведомого ей предка Челано на совершение этого ужасного преступления. Ей оставалось лишь довольствоваться тем, что Филиппо, чтобы убить ее, не окажется перед необходимостью прибегать к открытому насилию.

Заслышав резкий стук в наружную дверь, Элена устало подняла голову. Это прибыла ее надзирательница, в бауте и капюшоне, глубоко надвинутом на лицо. Появляясь всегда по вечерам, она подплывала к дворцу по боковому каналу в гондоле. Вероятно, прежде аналогичный маршрут использовали проститутки, тайные любовники да расшалившиеся повесы в сопровождении своих подружек, они поднимались вверх по узкой мраморной лестнице сюда, в это блудилище, чтобы вместе с синьорами аристократического происхождения придаться самым изощренным сексуальным утехам.

Стук повторился. С трудом приподнявшись, Элена отбросила покрывало и, усевшись на диване, сунула ноги в домашние туфли, а потом с трудом поднялась. Держась за стену, она стала медленно продвигаться к двери. Просто пересечь гостиную уже давно было выше ее сил. Через небольшое отверстие она увидела скрытое под маской лицо. Женщина эта явно была Не из разговорчивых, да и Филиппо, скорее всего, запретил ей всякое общение с Эленой.

— Добрый вечер! — поприветствовала Элена женщину, доставлявшую ей пищу и воду, хотя та неизменно проявляла по отношению к своей пленнице лишь злобную молчаливость. Но, в конце концов, ведь это был единственный человек, с кем у нее еще оставалась возможность живого общения и который олицетворял для нее весь внешний мир. Она приняла накрытую крышкой миску с едой, и хотя миска была не такой уж и тяжелой, ноги у нее подкосились, когда она ставила ее на столик, который уже давно подвинула как можно ближе к двери. Элена всегда боялась, что если она будет медлить, то ей не достанется и того, что ей предназначалось. После этого она отдала через отверстие уже пустую миску.