Венеция Казановы
Шрифт:
На это у Казановы ушло шестнадцать лет жизни — самых интересных и самых насыщенных всевозможными событиями. В 1772–1774 годах Казанова жил в Триесте и занимался литературным трудом.
Шарль-Жозеф де Линь («Литературный и исторический сборник»):
«Стоит заметить, что Казанова в течение шестнадцати лет, что он мотался по миру, никогда не имел ни паспорта, ни векселя, ни рекомендательного письма».
Джакомо Казанова («История моей жизни»):
«Утомившись кружить по Европе, решился я испросить помилования у венецианских Государственных инквизиторов. В рассуждении этого обосновался я в Триесте и через
Ален Бюизин («Казанова»):
«Какое счастье испытал Джакомо Казанова, когда 10 сентября 1774 года господин Марко ди Монти, консул Венеции в Триесте, сообщил ему, что он наконец-то может вернуться в родной город, и вручил ему долгожданную охранную грамоту, подписанную 3 сентября, после многих месяцев колебаний и обсуждений, тремя инквизиторами — Франческо Гримани, Франческо-Джованни Сагредо и Аоло Бембо, «дабы он мог беспрепятственно перемещаться вперед и назад, останавливаться и возвращаться и общаться с кем угодно, не подвергаясь никаким обидам» на всей территории Венецианской республики».
Прошло уже почти девятнадцать лет со времени побега Казановы из тюрьмы Пьомби. Ему самому уже было под пятьдесят. Конечно, ему хотелось осесть, отдохнуть, получить наконец возможность свободно гулять по родному городу.
Палаццо Дандоло, в которое Казанова заходил, вернувшись в Венецию
Ален Бюизин («Казанова»):
«Первый частный визит он, разумеется, нанес Марко Дандоло, единственному выжившему из троицы, которая так долго покровительствовала ему и содержала. Ностальгия по далекому прошлому. Буря чувств и горячие слезы».
Марко Дандоло, как мы помним, был одним из друзей сенатора Брагадина, с которым судьба случайно свела Казанову в далеком апреле 1746 года.
Маттео-Джованни Брагадин и Марко Барбаро давно умерли, а Марко Дандоло был старым холостяком и жил в своем дворце, выходящем на Большой Канал, в трехстах метрах от площади Сан-Марко.
Палаццо Дандоло (Palazzo Dandolo), один из красивейших образцов венецианской готики, было построено в 1400 году знатным семейством Дандоло.
За свою историю здание поменяло большое количество владельцев. В 1536 году, например, дворец был продан семейству Гритти. После Гритти дворцом владели представители фамилий Микеле, Мочениго, Бернардо. В XIX веке палаццо было превращено в отель, в котором в разное время останавливались король Пруссии Вильгельм, Чарльз Диккенс, Оноре де Бальзак, Марсель Пруст, Чарли Чаплин, Грета Гарбо. В 10-м номере, пользующемся огромной популярностью и по сей день, разыгрался роман Жорж Санд и Альфреда де Мюссе.
В настоящее время в палаццо находится гостиница «Hotel Royal Danieli».
Итак, Казанова прибыл в Венецию в середине сентября 1774 года.
Ален Бюизин («Казанова»):
«Он стал героем дня, его чествовали и слушали, о нем только и говорили, он был окружен любопытством своих сограждан, горящих желанием увидеть и повстречать знаменитого беглеца. Услышать из его собственных уст, в энный раз, рассказ о побеге из Пьомби, который уже обошел всю Европу».
Но в Венеции все очень сильно изменилось. Любопытство венецианцев стало быстро ослабевать, и вскоре Казанова канул в безвестность.
Наверняка он надеялся на то, что будет полностью реабилитирован и, может быть, получит возмещение ущерба
«Все ожидали, что я получу должность, соответствующую моим способностям и необходимую для моего существования», — утверждает Казанова в «Истории моего побега из венецианской тюрьмы». К сожалению, фразу следует читать с точностью до наоборот: на самом деле никто этого не ожидал, кроме него самого.
Венецианская инквизиция, на службу которой поступил Казанова
Джакомо Казанова остался «практически совсем без гроша». Конечно, с голода он не умирал и деньги у него водились, но для человека, привыкшего к роскоши, к игре по-крупному, к женщинам и высшему обществу, две-три сотни ливров в месяц были страшной нищетой.
В принципе, ливр (livre от латинского libra) — это не так мало. Монета в один ливр во времена Казановы содержала примерно 8 г серебра. По нынешним ценам 250 ливров только по цене серебра были бы эквивалентны 860 долларам, но для Казановы это все равно был страшный удар по самому больному его месту — по самолюбию. Надо было срочно что-то предпринимать.
Ален Бюизин («Казанова»):
«Чтобы заработать немного денег и пополнить свой скудный постоянный доход в двести шестьдесят четыре ливра в месяц, состоящий из небольшой ренты, завещанной Барбаро, и чуть увеличенной недостаточным ежемесячным пособием, выплачиваемым Дандоло, ему приходит в голову любопытная мысль: стать шпионом на содержании, профессиональным доносчиком на службе Венецианской республики. Казанова — стукач! Он сам предложил инквизиторам свои услуги».
В итоге в ноябре 1776 года Казанова стал платным доносчиком (конфидентом) инквизиторов. В этом же месяце, кстати, 29-го числа, в Дрездене умерла его мать, не очень беспокоившаяся о судьбе своих детей актриса Дзанетта Фарусси. С учетом того, что 18 декабря 1733 года умер Гаэтано Казанова, теперь наш герой стал круглым сиротой не только де-факто, но и де-юре.
Говорят, что родители, балующие своих детей, обрекают их на несчастье. Может быть, это и так. Но родители, вообще наплевавшие на своих детей, тоже явно не делают их счастливыми. Жизнь Джакомо Казановы — тому наглядное подтверждение. Ему уже за пятьдесят, и кто он? Жалкий платный осведомитель, презираемый всеми, в том числе и теми, на кого он работал.
Казанова начал эту новую для себя деятельность под псевдонимом Анджело Пратолини. Признаем, статус профессионального стукача на службе правосудия — довольно странное занятие для распутного авантюриста, самого пострадавшего от тюремного заточения и бесчисленных высылок. По всей видимости, дело тут было не только в деньгах…
Элио Бартолини («Закат Казановы»):
«Если Казановой двигала «нужда», то она была двойной: одновременно экономического характера и нравственного».
На территории современной Италии оплотами инквизиции были Рим и Флоренция. Венеция поначалу отказалась учредить у себя инквизицию, и туда стали стекаться беглецы из других государств. Вскоре римский папа потребовал покончить с этим, и власти Венеции сочли за благо не идти на конфликт.
В Венеции инквизиция возникла в XIV веке, однако, в отличие от испанской инквизиции, она следила за политической ситуацией в республике, а не за распространением ереси. Венецианская инквизиция подчинялась городским законам, а конфискованное имущество поступало в городскую казну, что ослабляло рвение инквизиторов.