Венер. Все просто
Шрифт:
Не знаю, что ему сказать на это. Сижу, нервно переносицу пальцами тру и ржать начинаю…
— Слушай… если тебе тут заняться вдруг нечем, там это…Лёху бы вытащить ещё, а то он мамы боится…
— Откуда вытащить? — Валера подался на меня корпусом и прищурился…
— Да гаишники там его остановили… забрали до выяснения…
— За что забрали-то? — начинает растягивать губы в ухмылочке опять…
— Да там…— не знаю плакать мне или смеяться сейчас, — за вождение в пьяном виде без документов. За попытку оказать сопротивление сотрудникам правоохранительных органов… при исполнении — добавляю тихо.
—
Я знал, конечно, что он придурок, но тут, даже я, немного растерялся, замешкался. Потом очухался, встал манерно, куртку не спеша расстёгиваю: — тебе как? — наклоняюсь к нему. — Сразу стриптиз или, для начала, цыганочку с выходом? — поиграл бровями, посмотрел на него, не выдержал, глядя на его рожу весёлую и тоже заржал…
— Блять, — он бодро подскакивает со стула, просмеявшись, — весело с вами пацаны. Пойдём, рыжий, за другом твоим — путь мне освещать будешь…
Глава 10
Глава 10
Валера, как и обещал, ждал меня на стоянке перед офисным центром «Орнамента», которым владеет Макаров.
Его крутая «Беха», даже здесь, на стоянке, напоминающей выставку дорогих машин, выделялась своим экспрессивным дизайном и бескомпромиссной роскошью. Любит он красивые тачки и скорость, по ходу, — делаю вывод.
Вышел сразу, как только я остановился.
— Давай сюда, — махнул рукой рядом со своей машиной, — я тут для твоего «Ниндзи» место крутое застолбил. Дождался, пока я «зверя» своего поставлю, с интересом его весь осмотрел и спросил, не отрывая заинтересованного взгляда от мотоцикла: — Как там друг твой безумный поживает после вчерашнего?
— Да он нормальный так-то…
— Нормальный? — не даёт мне договорить. — нормальные обычно на решётках не висят, обезьянами не прикидываются. Ему бы все руки нахрен поотбивали, если бы мы не приехали вовремя. И не только руки — добавил. — Как он вообще такой весёлый до своих лет дожил?
— Так он у двух мам под строгим надзором, до последнего времени, находился. Сейчас одна мама его выперла, за хорошее поведение, не выдержала его выкрутасов. Вторая, в одиночку, не справляется… — усмехаюсь, вспоминая цирк, который устроил Лёха. Кажется, все сотрудники правоохранительных органов, были рады, когда мы за ним приехали. С удовольствием нам его отдали, со словами: «из дома одного выпускать не советуем. Ещё раз попадётся, церемониться с ним не будем».
Из-за всей этой канители с ним, устал, как собака. Думал уснуть не смогу: переживать буду из-за сегодняшней встречи. На самом деле, только Лёху маме с сестрой передал с рук на руки, голову на подушку положил и отключился, как в яму провалился. До будильника спал, как убитый. Даже сны не снились, так вымотался за день.
— Не понял? — Валера смотрит на меня удивлённо. — Про мам не понял?—добавляет.
— У него мама женщина суровая — он её до сих пор боится. Но даже она, в одиночку, не справляется. Он же неуловимый. А вторая, которую он слушался беспрекословно, — девушка его,— уточняю, — отправила его гулять, на вольные хлеба, месяца два назад. Вот он и сорвался. Никак отойти не может…— объясняю подробно, неожиданно заинтересовавшемуся моим другом, Валере.
— Аа, — понимающе кивает головой. — А девушка его, это ваш администратор на бывшей твоей работе?
— Откуда знаешь? Следил что ли?—усмехаюсь.
— С больницы помню их, они вместе часто приходили. Значит, расстались они, говоришь? — смотрит задумчиво вдаль, потирая рукой подбородок.
— Тебе Лёха что ли понравился? — подкалываю его.
— Конечно он, кто же ещё, — возвращает себе улыбочку. — Ну что готов? — переключается. — Идём, он на месте уже.
Этот трёп, на разные темы, немного отвлекает и снимает напряжение. Я даже разволноваться, по-хорошему не успел. В голове как была пустота, с утра, так она и осталась. Не представляю даже, о чём мы с ним разговаривать будем, если доберусь до него, конечно.
— Говорю я, ты — молчишь, — предупреждает Валера, перед тем как мы входим в здание.
На входе нас встречает «шкаф», внушительных размеров, с такой же квадратной рожей, как и всё его огромное, мощное, тело. Осматривает нас внимательно, глубоко посаженными, глазками. Поднимается неспешно со своего места, не забыв прихватить дубинку. И похлопывая ею по своей ладони спрашивает, ухмыляясь: — куда намылились, добры молодцы?
— Фомин Пётр Валентинович аудиенции желает, — пропел Валера, нагло улыбаясь ему в ответ. — Звони самому. Срочно это — добавил, не моргнув глазом.
Тот ещё посмотрел на нас, вернее, на Валеру, который стоял перед ним, загораживая меня своей спиной и, засунув руки в карманы, перекатывался с пяток на носочки, не забывая про улыбку ни на минуту.
Я прислонился плечом к стене, спрятав руки в карманы, сжатые в кулаки, чтобы не показывать своего волнения, которое начало медленно, но верно, меня накрывать, продолжая растягивать рот в улыбке, как безумный. Терять, по сути, было нечего.
«Шкаф» воткнулся взглядом в какой-то списочек, напрягая извилину в голове, понимающе качнул головой и позвонил…
Кинул на нас взгляд свой умный, ещё раз, и молча открыл проход…
— Блять, если Макар не в духе, то выносить нас парень будут вперёд ногами отсюда…— без капли волнения в голосе, констатирует Валера…
Оптимистично, однако, — подумал я, но отступать не планировал.
— Буду думать, что в бане ему чайной ложкой прикрыться можно, — пытаюсь шутить, чтобы успокоиться.
— Не обнадёживайся попусту рыжий, я его сына неоднократно голым видел, — как умеет, успокаивает Валера.
— Не предполагал, что у вас такие близкие отношения…
— А ты как думал? — ржёт, — мы с детства вместе…
Застыли оба на месте…
Он сам вышел встретить своего сына…
* * *
Улыбка его застыла в непонятной гримасе на полпути, когда, вместо сына, меня увидел…
Если бы можно было взглядом убить, то убил бы меня сейчас, не задумываясь. Так смотрел…
Я тоже стоял, замерев на месте, не в силах оторвать взгляда от глаз его, сверкающих ненавистью, от желваков, ходящих по скулам, от губ, застывших в недоулыбке. Я никогда его не видел так близко. Только на многочисленных фотографиях в интернете. Но фотография — это одно, а живьём увидеть человека, которого ты втайне ненавидишь много лет — совсем другое.