Венер. Все просто
Шрифт:
Успокаиваюсь и пытаюсь устроиться поудобнее на специальной подушке для беременных. Чем больше живот, тем сложнее найти удобное положение для сна. Закрываю глаза, но уснуть не получается — теперь уже давление на мочевой пузырь, не даёт погрузиться в царство морфея, как ни стараюсь.
Так достало меня уже это бесконечное хождение по туалетам, особенно по ночам. Всё чаще и чаще. Когда это уже, наконец, закончится?
Бросаю взгляд на часы — почти два ночи, сегодня как-то рановато меня приспичило. Обычно около трёх встаю. Может потому что спать легла раньше
Макар весь день дома был, утомил меня немного: то у нас дизайнер, то долгая прогулка на свежем воздухе, беседы, опять же, бесконечные, ни о чём. Но зато я не скучала ни минуты и к вечеру, уже еле ворочала языком. Так устала с непривычки, что сил не было. А он ещё работать пошёл. Поцеловал. Пожелала спокойной ночи и ушёл.
Кажется, так и не приходил. Может в кабинете решил спать сегодня, чтобы мне не мешать или, чтобы я ему не мешала своими ночными похождениями.
Давно он таким внимательным не был, очень давно.
Что нашло на него? Может с разводом у него там что-то с места сдвинулось…
Последнее время он был нервным постоянно, не разговаривал со мной почти. Из-за развода этого, скорее всего. Зачем ему этот развод сдался? Останется ведь без штанов…
Весь город, только и гудит о его разводе. Говорят, что грымза его просто так не отпустит, у них типа какие-то договорённости были много лет назад. И он их сейчас нарушает.
Когда-то она его от тюрьмы спасла, взамен, он, не раздумывая, бросил свою девушку, которую, говорят, очень любил.
Усмехаюсь…— расчётливая у него любовь какая-то оказалась. Не задумываясь, променял её на свободу. Прижмёт ведь его опять эта старуха страшная и выкинет он меня на улицу, в чём мать родила, и никакой ребёнок не спасёт. От неё ничего не спасёт. Хотя она, в последнее время, и не появлялась почти нигде. В основном, где-то за границей время проводила, домой редко приезжала. Но просто так, она его точно на свободу не отпустит. Да ещё я под раздачу попаду…
Ладно, нельзя мне волноваться сейчас…
Поднимаюсь кряхтя с кровати, как старая кошёлка и топаю в ванную…
Шум какой-то доносится из коридора…
Останавливаюсь, прислушиваюсь — тишина. Показалось…
Выхожу из ванной, иду к кровати — опять шум. Голоса мужские слышатся с улицы — не показалось. Подхожу к окну — не видно не зги. Темнота кругом, даже фонари, подсвечивающие дорожки, не горят. Может авария какая случилась? Сон неожиданно, как рукой сняло.
Накидываю халат поверх сорочки и приоткрываю дверь в коридор. И правда голоса.
Прислушиваюсь…
Сердце заходится в бешеном ритме. Неспокойно становится. Что могло случиться такого? Может приехал кто?
Тихонечко, на цыпочках, иду в сторону кабинета, откуда доносятся голоса…
— Вскопаю нахрен весь периметр бульдозерами сейчас — знакомый голос. Фомин? — от неожиданности дыхание перехватывает.
— Не шуми, в кабинет зайди, — Макаров.
Тишина опять…
Руки к груди прижимаю, сердце пытаюсь успокоить — так колотится, что соображать не даёт. Дышу. Дышу. Дышу.
Мне нельзя волноваться…
Осторожно выглядываю через перила лестницы вниз: свет горит на первом этаже, охрана стоит, почти в полном составе. Шепчутся о чём то тихо. Ничего не слышно.
— Здесь останься, — говорит кому-то Макаров.
Отскакиваю от перил, когда вижу, что парень из охраны направился к лестнице и также на цыпочках, быстро, возвращаюсь в комнату. Что случилось? Зачем Фомин приехал сюда ночью с угрозами?
Он не очень-то жалует своего отца. Не общается с ним почти. Но они, к всеобщему удивлению, сумели наладить вполне цивилизованные отношения. Не близкие, конечно, но и не конфликтуют больше.
Макаров даже к внучке иногда заезжает. Подарки ей разные покупает. И всегда сам подарки выбирает. Пару раз мы вместе с ним ездили за подарками для неё, но приобщить меня к этому занятию, он так и не смог. Посмотрел на мою кислую мину и больше приглашать не стал.
Я вроде уже и не злюсь на Фомина, как это раньше было, но осадочек неприятный до сих пор остался. Не могу так вот всё взять и забыть.
Неужели? — простреливает догадка, и кровь приливает к вискам…
Достаю успокоительное, которое мне врач прописала и сажусь в кресло. О сне не может быть и речи…
Время как будто не двигается. Замерло всё…
Наконец, лёгкий шум шагов и дверь открывается…
Я сразу встаю, смотрю на него. Мы стоим в темноте, но прекрасно видим друг друга. Чувствуем всё и понимаем, чего мы хотим сейчас друг от друга.
— Я сейчас приглашу врача… — наконец прерывает молчание Макар.
— Что с ним? — перебиваю его.
Молчит какое-то время…
Я жду…
— Всё в порядке. Он уехал, — как всегда, честен, и ничего не придумывает.
— Отпусти…
Подходит ко мне почти вплотную, и очень тихо, спокойно, проговаривая чётко каждую букву, говорит:
— Два года назад ты сама сделала свой выбор. Я тебя отпускал. Теперь уже поздно. Для тебя — поздно и для меня — поздно. Однажды я отказался от своего ребёнка и от его матери. Больше такой ошибки я не совершу. Этот ребёнок будет моим. Назад пути нет, Зоя. Сейчас придёт врач, тебе нельзя волноваться…
Глава 17
Глава 17
— Петь, ну что там отец твой сказал? — спрашиваю, когда мы уже, наконец, остались одни за столом, заставленном бутылками и едой на любой вкус. Думал, уже никогда от нас не свалят многочисленные друзья и знакомые парней, мечтавшие разделись с нами веселье, откровенно разглядывающие наши разукрашенные рожи и искренне предлагающие помощь, если что. Парни от помощи любезно отказались. Сказали, что инцидент исчерпан, разобрались сами. Валере ещё долго обрабатывали синяки и ссадины, прибежавшие официантки, с удовольствием, изображающие медсестёр, тоже никак не желающие оставлять пострадавшего без присмотра. Надо мной немного поколдовали, но основное внимание, конечно, перепало Валере, как самому красивому на этом празднике жизни.