Венерин волос
Шрифт:
Вопрос: Но вы же могли косить?
Ответ: У нас один косил - вешался на ремне, но так, чтобы не удавиться - так хотелось получить “ст. 7-б”. Ничего не вышло. Серый заставил его окопаться за казармой, и все на него поссали.
Вопрос: И вы тоже?
Ответ: И я.
Вопрос: Почему?
Ответ: А вы разве не понимаете?
Вопрос: Понимаю.
Ответ: Тогда зачем спрашивать?
Вопрос: Что было потом?
Ответ: Получил автомат в оружейке, поставил подпись в журнале. Вдруг радость, какая-то свобода, что вот можно так просто пойти и расстрелять боекомплект
Вопрос: И что? В чем проблема?
Ответ: Ну, в том-то все и дело, чтобы сначала в приближающегося выстрелить, а уж потом в воздух. Вопрос в том, можно ли потом определить, какая пуля была первой, а какая второй?
Вопрос: Это все теория. Расскажите, как вы сели на корточки и уткнули в себя ствол автомата со взведенным затвором и спущенным предохранителем.
Ответ: Мне показалось в тот момент, будто сижу над очком. И эта жизнь - вот это засранное очко и есть, и оттуда дует. И я так в эту яму сейчас и провалюсь. А они будут потом надо мной смеяться - даже после этого. Им ведь все смешно.
Вопрос: Именно в этот момент загромыхал гром?
Ответ: Да, где-то вдалеке стало греметь, гулко, раскатисто, будто кто-то бегал по крышам гаражей. У нас, где мы жили, за окном справа были ворота какой-то фабрики, а слева гаражи. Мы с мальчишками бегали по крышам. Крыши прогибались, железо было ржавое, труха. Мне нравилось, как громыхал наш топот. Будто мы делали далекий гром. А хозяева гаражей на нас кричали и гоняли. Один раз устроили облаву. Мы перепрыгивали с одного гаража на другой, и я сорвался, недопрыгнул и упал. Меня вытащили и стали бить. В окно мать увидела и прибежала. Забили бы до смерти, если бы не она.
Вопрос: Значит, там, на небе, раздался гром, будто кто-то бегал по крышам гаражей - и что?
Ответ: И я спросил: “Господи, как ты мог все это устроить?”.
Вопрос: И тут вас позвали к Серому, а он сидел в гинекологическом кресле. Так?
Ответ: Да, мы должны были выносить из подвалов старой больницы всякую рухлядь. И во дворе стояло проржавленное непонятное кресло. Такое самое. И Серый в него уселся, растопырив ноги в сапогах, пощелкивая резинкой от трусов. Кроме синих трусов, на нем ничего не было.
Вопрос: И вас не смутило, что вы по снегу хрустите, дышите легким ночным морозцем, а он в одних трусах?
Ответ: Я об этом в ту минуту как-то и не подумал вовсе. Позвали к Серому, я и иду - чего тут спрашивать. Там как раз били гагауза. Дохленький такой парень из Молдавии, даже не знаю, как он к нам попал. Серый сказал, что гагаузы - вообще не народ, а потомки оставшейся там турецкой армии, а само слово “гагауз” в переводе с турецкого означает “предатель”. И каждый должен был подойти и что-то с ним сделать. Я ударил его носком сапога по голени - тот даже подскочил, схватился за ногу от боли. Предатель он и есть предатель, чего его жалеть. Даже неважно: гагауз, не гагауз.
Вопрос: И что гагауз?
Ответ: Да ничего, поскулил в уголке и стал вместе со всеми вытаскивать больничные кровати во двор.
Вопрос: И тогда?
Ответ: И тогда я спросил: “Как ты устроил этот мир, Серый?”.
Вопрос: А он?
Ответ: А
Вопрос: Но вы хоть поняли, как трудно быть хозяином мира! Ногти хотят жить, и они не виноваты в том, что вы их грызете. Черепаха хочет узнать, что будет в конце, а ребенок раскалывает ее об асфальт, чтобы узнать, что было в начале. Пахарь просит дождя, а моряк - попутного ветра и ясной погоды, генерал - войны, а солдат мечтает, как вернется домой и выбросит погоны в форточку.
Ответ: О чем вы?
Вопрос: О том, что если мы и действительно только какой-то атом в харкотине Серого и летим к черту, то и в той вселенной из плевка все равно сидит в форточке кошка и ловит лапой снежинки. И в той вселенной тоже есть какой-нибудь Талмуд, в котором рассказывается, как к мудрецу прибежал теленок, скорбящий, что его хотят зарезать, и мудрец сказал ему: “Ступай, куда тебя ведут - на то ты и создан”.
Ответ: Какая кошка? И что все это значит?
Вопрос: А то и значит, что сначала я - старослужащий, а вы - салабон, а потом, наоборот, вы - старослужащий, а я - салабон. Кто-то ведь должен нас, салабонов, учить! Просто нужно понять судьбиный язык, ее воркование. Мы же слепцы от рождения, ничего не видим и не можем уловить связь событий, единение вещей - так крот копает свой ход и натыкается на толстые корни, и для него это просто непреодолимое препятствие, и он не может представить себе крону, которая питается этими корнями. Так взвод, идущий походным маршем с полной выкладкой по лесной дороге в середине бесснежной зимы, когда голые ветки деревьев уже полезли из утреннего тумана, тоже не может осознать ту самую крону - ее цвет осенью, ветер, шорох ее листьев и то, что она похожа на чьи-то легкие. Позвоночные и беспозвоночные по-разному реагируют на окружение - первые повышают свою температуру, когда температура среды падает, и все равно замерзают, а другие живут всегда в гармонии со средой и, если наступает зима, превращаются в лед, а потом, переждав, оттаивают. Нужно переждать, перетерпеть, и тогда мы станем черпаками, и будем освобождены от побоев, а там и дедами, и тогда уже нам с вами будут стирать х/б, подшивать воротнички, чистить сапоги, чесать пятки, и в столовой будем накладывать себе полные тарелки с горкой, а что не сможем съесть, то оставим на тарелке, предварительно харкнув туда, чтобы не могли доесть голодные юноши, еще так мало знающие о любви и так много о ненависти. И если кто-то из салаг сядет в нашем присутствии на единственный табурет в бытовке, то мы скажем, похлопывая резинкой на животе, что здесь произошло оскорбление деда, и поэтому каждый сейчас подойдет и плюнет недотепе в харю. И никто не осмелится нам с вами перечить. И каждый подойдет и плюнет. Этим держится та вселенная в летучем плевке - иначе мир распадется, развалится, разлетится, как стопка исписанной бумаги по паркету.
Ответ: Это необходимо?
Вопрос: Это же инициация. Чудо превращения прыщавой гусеницы в перламутровую бабочку! Приобщение к загадочному и удивительному миру взрослых! Ритуал мужества, пройдя через который, вы разнесете это таинство по всей родине, во все гаражи и постели. Подумаешь, плюнули, или поссали, или перднули! Чтобы стать мужчиной, в каждой культуре что-то придумали. Не вы первые, не вы последние. Тот же Тацит сообщает, что у хаттов салабон не стриг бороду и усы до тех пор, пока не убивал врага. У тайфалов и герулов вы не дотронулись бы до женщины, пока не убили бы вепря безоружным! Скажите еще спасибо, что вам между ног ничего не отрезают, как некоторым. А на Суматре вообще делают юношам не об- а подрезание, вскрывают нижнюю часть уретры, после чего мужики могут мочиться только сидя, как женщины. Все просто: юноши, молодые воины должны потерять свою человеческую сущность и обрести сущность более высокую, стать волками, или медведями, или дикими собаками. Так что ничего страшного. Помучили и помучили. Дело же не в этом.