Венок Альянса
Шрифт:
Андрес приобнял Виргинию, прижимая к себе.
– Да, человек тварь трусливая и завистливая. Для него нестерпима мысль, что кто-то его превосходит.
– Большинство людей так или иначе верит в бога. Их не беспокоит, что бог намного во всём превосходит их? Помнится, маменька сказала об этом однажды кое-что очень такое… меткое…
– Кстати, о маменьке. Ты ведь с нею уже говорила?
На лице Виргинии появилась сложноописуемая гримаса.
– Говорила… Если резюмировать - я самая потрясающая тварь во вселенной. Ну, там ещё много было всяких выражений, ты много потерял, что не слышал, ругаться маменька умеет. Деньги на перелёт обещала скоро выслать, тут, правда,
– Надеюсь, с тобой всё же не будут слишком суровы. Потому что ты немножко помогла спасти парочку миров, так-эдак, и потому что если уж так говорить, в угоне вашей с Аминтаниром вины поровну. Идея была твоя - ну, или твой запал, но без его знаний ты бы вряд ли далеко улетела. Правда, Аминтанир благоразумно свалил в техномаги… До сих пор не могу понять - а почему ты этого не сделала?
Виргиния ответила широкой, несколько нервной улыбкой.
– Наверное, потому, что я не шучу некоторыми святыми вещами, Андрес. Впрочем, не думай об этом особо. Если уж край припрёт, ты ж понимаешь, я и здесь могу угнать что-то не очень сложнозамороченное и отправиться искать мир, в котором для меня найдётся пристанище… Но я тебе этого не говорила.
Дверь не была заперта.
– Маренн, опять не ту сумку взяла? – Ганя обернулся, едва не упав с конструкции из двух стульев, на которой он балансировал, пытаясь дотянуться до верхней полки, - а, это вы, рейнджер Дормани?
– Мы собираемся ехать за Лаисой и малышом. Поедешь с нами?
– А этого что, тоже с собой потащим? – он кивнул на восседающего на детском стульчике Уильяма, - а кроме того, у меня тут готовка вообще-то в разгаре… Да зачем же они эти чашки так высоко засу-ну-ли…
– Подождём Маренн, она ведь скоро вернётся?
– Да много она понимает, Маренн… То есть, конечно, понимает, да, но его-то она так, как я, не знает. Давайте уж, это ж всё равно не долго, а мы пока тут всё приготовим… Как всё разом-то получается! Вечером к нам ещё Маркус обещал прийти…
– Ты сердишься на них, на Сьюзен и Маркуса? – сам не ожидая от себя, спросил Крисанто, - получается, они вас обоих бросили… Что ещё печальнее – бросили Уильяма на тебя.
– Ничего не бросили, это моё собственное решение, - лохматая голова Гани скрылась в недрах стола, - это моё дело, моя обязанность. Он ведь мой брат. Он человек, маленький, слабый, о нём заботиться нужно… А они – у них свои дела, они люди значимые, им не до того, чтоб возиться с пелёнками.
– Ты действительно так считаешь?
– Разумеется! Мы, дилгары, такие вещи понимаем. У нас никому в голову не пришло бы ожидать от воина или чиновника, что он будет посвящать много времени своему потомству. Достаточно того, что он породил их, передал им свои достойные восхищения качества. А взрастить их, в подобающем уважении к родительскому примеру – задача воспитателей. Детям и ни к чему много наблюдать своих родителей, они должны относиться к ним с почтением и трепетом, а не видеть их в домашней обстановке, обычными людьми… Минбарцы в этом плане мудрее землян, они с ранних лет отдают детей воспитываться при храмах, мастерских или военных
– Да… специфические у вас взгляды. Но ты ведь… скучаешь по ним? Тем более зная, что Маркус-то ещё будет вас навещать, а Сьюзен вы, может быть, не увидите больше никогда?
– Конечно, скучаю. Они показали мне другой способ жизни – вместе с родителями, это было необычно и в чём-то неправильно, но это было и очень хорошо. Они ведь, к счастью, не какие-нибудь обычные люди, и они никогда не оставляли своих обязанностей ради семьи. Сьюзен, конечно, отказалась от поста анлашок-на, но теперь у неё новая, не менее важная миссия. Она будет нужна там, потому что она очень сильная, умная женщина, воин и организатор, у меня на родине такое ценилось. А Маркус сможет теперь отдать своей работе столько времени и сил, сколько потребуется, потому что заботу о Уильяме я возьму на себя. Ну, и матушка Лаиса, конечно – она тоже очень сильная женщина, уж вы-то это понимаете. Мы сумеем воспитать Уильяма в почтении к родителям и их делу. Вы беспокоитесь, не будет ли он в чём-то обделён? Не думаю. Я достаточно понимаю Уильяма – он ещё, правда, не говорит связных слов, но сёстры научили меня понимать его, и всё-таки я провёл с ним очень много времени – ему хорошо здесь.
– Своеобразный мальчуган, - усмехнулся Крисанто, занимая водительское место рядом с Франсуа, - даже дилгарскую идеологию как-то сумел приспособить под обстоятельства… Надо, в самом деле, быть Лаисой, чтоб не сойти с ума в этом межрасовом детском саду.
– Человечек, дилгарёнок и получеловек-полуцентаврианин… Ну да… А ты… уже видел этого мелкого, сына Лаисы? И… как он…
– Выглядит-то? Как младенец. Лысый, без зубов, орёт очень громко. А на кого больше похож, на него или на неё – понять пока сложно, сколько там той мордашки…
– Да не, я не об этом, - Франсуа старательно пялился на дорогу, усмехаясь в усы, - он… ну… больше центаврианин или человек? Ну, то есть, внешне, конечно, это очень похоже, но…
– Знаешь ли, гребень у них в любом случае позже отрастает, клычки тоже.
– А…
– А этого – три, если ты об этом, пошляк. Ну, один обычный, человеческий, и два отростка по бокам, над бёдрами. Врач беспокоится, не сказалось бы это потом какими-нибудь осложнениями, от чрезмерной нагрузки на кровеносную систему – сердце-то одно, как у землян… Правда, строения не совсем земного.
Франсуа был одним из тех рейнджеров, что остались на Лорке, для сопровождения лишившегося рассудка Дерека Вандермейера. Теперь, осознавая, что мимо него прошелестело, как причудливо распоряжается судьба жизнями людей, он старался как можно больше общаться с сослуживцами и прочими, вернувшимися с Бримы, и Крисанто для него, навещающего в госпитале Гарриетта, был лучшим попутчиком.
– Отчаянная она, конечно, женщина, что ни говори… Она ведь тебе нравится, Крисанто?
– Франсуа, с тобой что сегодня?
– Я просто видел, как ты на неё смотрел…
– И интерпретировал по-своему, разумеется. Тебе знакомо, вообще, понятие о восхищении женщиной, достойной дамой, женой твоего наставника, в конце концов? Восхищения чистого, без плотского желания? Или ты просто не ожидал подобного от центаврианина? Нет, я могу тебя понять в этом… Но Лаиса – нет, я ни в коем случае не хотел бы ею обладать. Это другое. Помогать ей, иметь возможность быть полезным… Большее, чего я мог бы желать – быть всегда рядом с нею и малышом, оберегать их, защищать… Знаешь, Лаиса… Я не знаю, поймёшь ли ты меня, но ты ведь землянин, ты должен понять… Мария.