Верь мне
Шрифт:
Соня не отвечает, но шагает ближе. Я тут же обнимаю свободной рукой и притягиваю ее к себе между ног. Повертевшись, Солнышко устраивается спиной ко мне. Мой охуевший член тотчас принимается одурело вибрировать, как какой-то, блядь, заклинивший китайский фаллоимитатор.
Прикрываю веки и незаметно перевожу дыхание. Ладонь легко, с ощутимой дрожью, скользит по ее животу и останавливается на кромке трусов.
– Не принимай близко к сердцу, хорошо? – выдыхает Соня, вновь снимая свое оружие с предохранителя. – Эта ночь разового безумия. Что-то
Ее потерянность и очевидное опьянение неожиданно веселит.
– Ретроградный Меркурий, блядь, – усмехаюсь я.
И наклоняюсь, чтобы поцеловать в плечо. Несмотря на разлившуюся в теле истому, оторваться уже не могу. Медленно, но курсирую к шее. Влажно и пошло всасываю кожу сантиметр за сантиметром. Прижимаю при этом все крепче.
– Скучал, конечно. Не врал же. Писал. Говорил, – голос понижается и из-за эмоциональной насыщенности становится нестабильно густым.
– Просто увидеть хотел? – шепчет Соня задушено. – Или из-за секса?
– Увидеть, услышать, вдохнуть, вкусить… – перечисляю так же неспешно. – Смотрю на тебя, меня сразу вштыривает. Я счастлив. Только в этот момент счастлив. Счастлив так сильно, будто мне в кровь ширнули убойную дозу дофамина. Потом голос, запах – меня на фейерверки фигачит. Когда же целуемся и прочее, я в фантастическом любовном угаре, малыш.
Соня даже вздыхает судорожно. Чувствую, как ее грудная клетка под моей рукой дергается. Затем она делает новый глоток вина и, прокручиваясь, поворачивается ко мне.
– И прочее? – переспрашивает, заглядывая в глаза.
– И прочее, – повторяю я.
Качнувшись ко мне, приподнимается на носочки. Я на автомате подаюсь навстречу. Ощущаю, как Соню потряхивает, и у самого по спине бешеный шквал несется. Мы соприкасаемся грудью, а затем бедрами, и с моих губ сходит глухой стон. Мой ебучий баклажан сегодня просто пиздец какой активный. И, конечно же, сходу приветствует Сонину орхидею. Ни мои штаны, ни ее трусы не мешают ему ее чувствовать. Берет ее на таран, животное.
Моя Богданова ерзает, краснеет и бесконечно долго смотрит в глаза. Я на миг забываю о похоти. С каким-то оглушающим треском, на реактивной перемотке в который раз проживаю наше кошмарное прошлое, которое никак не получается забыть и отпустить. Все свои гребаные ошибки. А за ними проступает безумный страх. И я понимаю, что мне нужно выпить еще.
Не знаю, как именно, но Соня видит, что меня колбасит. Пока я отстраняюсь, чтобы загасить сигарету и наполнить бокалы, она вдруг задвигает:
– Не думай… Сегодня не думай.
– Угу… – выдаю, стараясь переключиться. – Ты не ответила. Скучала? – задаю вопрос быстро, на одном дыхании и без особых эмоций.
– Да… Думала о тебе. Много.
Киваю, выказывая такую скупую реакцию, словно этот факт в данную секунду не важнее всего на свете.
Фокусируясь на своем бокале, взбалтываю содержимое.
– До дна, – советую ей и сам опрокидываю, ненадолго отвлекаясь на то, как алкоголь обжигающе
Солнышко морщится, делит вино на три раза, в промежутке между глотками жадно хватает воздух, но по итогу справляется. Когда забираю стекло, она снова тянется ко мне лицом. Едва я с выдохом наклоняюсь, целует.
Сталкиваемся ртами и погружаемся в темноту. Мое нутро закручивает ураганный вихрь. Сердце принимается скакать по всей груди и пытается поймать связь с космосом. И ему это, блядь, удается, едва Сонин маленький горячий язычок скользит мне в рот. Влетает, мать вашу, как торпеда, и тут же без предупреждения взрывается. Раскидывает внутри меня бесчисленные огненные снаряды. Заряжает неизмеримыми дозами радиации и всеми другими видами энергии. Это как бесконечность, помноженная на миллион. Это стремительная гибель всех клеток. И их немедленное аномальное воскрешение.
Застонав, сжимаю зубы вокруг ее язычка. Когда ускользает, бросаюсь вдогонку. Сладкие губы кусаю до первых капель крови. Только после этого, захлебнувшись диким восторгом, врываюсь Соне в рот. Одновременно жадно стискиваю ладонью ее грудь, следом обеими руками – бедра. Вдавливаю член в развилку между них.
Стон, который в этот момент выталкивает мое тело, настолько долгий и напряженный, что мне приходится оторваться, чтобы глотнуть кислорода.
– Без тормозов? – уточняю, заранее зная, что не дам Соне пойти на попятную. – Я много всего хочу.
Но мы уже конкретно пьяные, поэтому она без запинки выдает:
– Я тоже.
Хватаю ее и не самым деликатным образом подгоняю к кровати. Заставляю приподнять ноги и встать на матрас коленями. Пока Солнышко машинально ловит равновесие, упираясь в него еще и ладонями, стягиваю с ее выпяченной задницы трусы.
Она вздрагивает, отрывисто вздыхает и замирает.
Набухшая орхидея обильно сочится похотью. Я наклоняюсь, раскрываю ее ягодицы шире и размашисто лижу, заставляя Соню кричать. Ее соки густые, терпкие и вязкие. Никогда особо не задумывался, но походу я к ним пристрастился, как наркоман. И до этого член, сука, гудел как вскипевший и забытый на костре чайник. А уж после приема этого ядреного химического агента, от скакнувшего резче, чем артериальное давление возбуждения, похотью вибрирует каждая ебаная клетка в моем организме.
– Блядь… – сиплю я на пике. – Мне нужно вставить в тебя член, Соня. Срочно.
– Вставляй…
Едва получаю разрешение, стаскиваю штаны и направляю к ее узкой щелке член. Вхожу, однако, не с лету. Трусь пылающей головкой. Собираю влагу и тупо дразню. Себя? Или ее? Хрен знает!
Мне сносит башню. И я тупо не могу решить, чего хочу больше. Трахать Соню-лав? Или смотреть на нее в этой беззащитной, покорной и охуенно пошлой позе?
– Дай сюда свои руки, – требую сухо. Она теряется. В замешательстве пытается обернуться. Я удерживаю, давлю ладонью на спину и не позволяю ей выпрямиться. – Только руки. Приподнимись и заведи назад.