Верь мне
Шрифт:
– Я думала, что ты уехал, – бормочет Солнышко, не оборачиваясь.
Звучит спокойно, но я же заметил, как напряглась, когда я вошел. Пресекая ублюдочные реакции своего организма, поднимаю взгляд, который самовольно упал на обтянутую лосинами маленькую круглую задницу Сони. Курсирую по спине вверх и зрительно ухожу в сторону, переключаясь на самую раздражающую вещь, которую только можно найти в этом помещении – сидящего на столешнице кота.
Судя по взгляду, этот чмошник явно прется, когда я отхвачиваю или лажаю.
–
– Да… Но перед этим спросил, приезжать ли впредь… И надолго пропал.
– Сразу поясню, чтобы ты еще чего-то не додумала: этот вопрос со сроком. Насовсем ты от меня не избавишься. Но если требуется пауза… – даже договаривать трудно. Не представляю, как выдержу хоть сколь-нибудь долгие временные рамки. И все же я должен. – Обозначь прямо, Сонь. Я пойму. И приму.
Блядь… Как я намереваюсь сдержать свое слово, если прямо сейчас вся моя концентрация уходит на то, чтобы оставаться на месте, тогда как чертово нутро стремится подойти и обнять Соню.
– Знаешь… – шепчет она еще тише, продолжая помешивать соус, который по виду и запаху напоминает бешамель. – Я не хочу, чтобы ты считал себя виноватым, – звучит крайне серьезно. И хоть Солнышко до сих пор не смотрит на меня, я подхожу достаточно близко и встаю рядом, чтобы видеть хотя бы ее профиль. Честно говоря, я не думаю о том, что она сказала. Оцениваю ее и с облегчением заключаю, что она, за исключением легкого волнения, выглядит достаточно уравновешенно. – Это я, как позже оказалось, забыла обновить контрацепцию. Проходила на неделю-полторы больше. Все это время мы, конечно же, занимались сексом. А защита была понижена. Не знаю, как я так просчиталась... Наверное, из-за нервной обстановки, которая у нас была в последние месяцы. Я думала лишь о том, как не вызвать у тебя очередной приступ ревности. Была зациклена на этом.
– Сука, это пиздец, – заключаю со вздохом.
– Что именно?
– То, как я себя вел, – признаю, и рожа от стыда вспыхивает огнем. Но я хриплю и извинения, которые задолжал: – Прости.
Соня кусает губы, вздыхает и, выключая плиту, поворачивается ко мне. Тотчас охает и хватает меня за руки, которые я скрестил на груди. Заставляя их развести, тянет одну из кистей на себя.
– Что ты натворил?
– Ничего.
– Кто-нибудь пострадал?
– Нет, – этот ответ выходит достаточно резким, потому что меня задевает то мнение, которое у Сони Богдановой обо мне хранится.
– Давай обработаем…
– Херня. Так заживет.
Выдернув руку из ее теплых ладоней, отворачиваюсь.
Солнышко вздыхает и, достав из духового шкафа стеклянную форму, начинает суетиться с листами и начинкой для лазаньи.
«Я думала, что ты уехал…»
– Ты кого-то ждешь? – спрашиваю, как мне кажется, нейтральным тоном.
Ревную, конечно. Но превращать это снова в паранойю не намерен.
–
– Да так спросил… Никогда не видел, чтобы ты готовила.
– Ненавижу это дело. Но иногда приходится.
– А сейчас зачем?
Говорим тихо. Главное скрыто в интонациях и взглядах, которыми мы все же то и дело обмениваемся.
– Просто захотелось, ясно? – последнее слово совсем шепотом.
– Ясно, – отражаю ей в тон.
Что удивительно, после друг другу улыбаемся. Слабо, будто бы неосознанно и рассеянно. Но сам факт: это происходит. И это поразительно.
Какое-то время, пока Соня возится со слоями лазаньи, молчим. Когда же отправляет форму в духовку, не сговариваясь, а лишь переглянувшись, идем в спальню.
Не то чтобы я на что-то рассчитываю… Настрой не тот. Вообще не тот. Сам себе удивляюсь, но мой полутвердый член, когда скидываю полотенце, чтобы одеться, никаких грязных инсинуаций не выдает. Упаковавшись в чистые вещи, застываю перед Соней с вытянутыми вдоль тела руками. Однако, едва она вскидывает взгляд, я шагаю и все-таки делаю то, к чему стремился после улицы – обнимаю ее.
И она не сопротивляется.
Осознаю, что вздыхаю, только лишь тогда, когда раздувшаяся грудная клетка уже сжимается обратно.
– Если вдруг что-то в этот раз… – не знаю, как сказать. Но, блядь, пытаюсь. – Если тест еще когда-нибудь окажется положительным, обещай в ту же минуту сообщить мне.
Соня вздрагивает. Интуитивно сжимаю ее крепче, хоть она и не вырывается.
– Я теперь ответственнее, – заверяет, тихо дыша мне в грудь. – У меня несколько графиков. Один из них на прием таблеток – каждый день в определенное время, секунда в секунду.
– И все-таки, обещай, – настаиваю я.
И Соня сдается.
– Обещаю.
– Отлично, – вздыхаю я.
Она молчит. А потом вдруг отстраняется и выпаливает:
– Все! Уезжай, Саш!
Я опускаю веки.
Сжимаю зубы, сжимаю кулаки… Весь сжимаюсь. А на вдохе кажется, что, напротив, вымахиваю до невообразимых объемов.
– На сколько? Ты не сказала, Сонь.
– Потому что я не знаю, Саш!
– Почему не знаешь?
– Боже, Саш… Каждый твой отъезд – как конец света! Это дико мучительно, понимаешь?!
– А приезд? – выталкиваю, рискуя на нее посмотреть.
Солнышко вздыхает и, обхватывая себя руками, качает головой. В глазах появляются слезы. Губы начинают дрожать.
– Счастье, – шелестит она, когда я уже теряю надежду на ответ.
Откидывая голову, со свистом втягиваю воздух. Кивая, усиленно моргаю.
– Хорошо, я сейчас поеду, – сиплю и продолжаю стоять. – Насчет ебанутых новостей из Одессы, которые хотел тебе рассказать…
– Ну.
– Полторацкому нельзя верить.
– Пф-ф… – вспылив, фыркает Соня. – Ты опять?? Хватит ревновать, Саш. Это, чтобы ты знал, уже просто оскорбительно!