Верь в мою ложь

Джордж Элизабет

Дебора подошла к одному из кресел и села. Пич тут же угнездилась у неё на коленях. Дебора, поглаживая собаку, снова повернулась к мужу.

— А почему она здесь?

— Я её сам позвал. Мне не хотелось ждать тебя в одиночестве.

Дебора немножко подумала.

— Как странно, — сказала она наконец. — Мне бы и в голову не пришло, что одиночество может тебя тяготить. Ты всегда был таким самодостаточным, таким уверенным…

— Значит, так я выгляжу в твоих глазах?

— Ну да. А как ещё ты можешь выглядеть? Всегда спокойный, рациональный, рассудительный.

Мне иногда так хочется, чтобы ты взорвался, Саймон! Но ты никогда этого себе не позволяешь. Да и сейчас… Ты ведь чего-то ждёшь от меня, я это чувствую, но я просто не представляю, что это…

— Действительно не представляешь?

— …или как дать это тебе.

Саймон сел, но не на своё прежнее место, а на подлокотник её кресла. Дебора не видела его лица, а он не видел её. Она сказала:

— Я просто должна как-то справиться с этим, я понимаю. Но не знаю, как это сделать. Почему я не могу отказаться от этих мыслей, Саймон? Как мне избавиться от одержимости тем, чего я так сильно желаю?

— Может быть, желать не так сильно, — ответил он.

— Да как же мне этого добиться?

— С помощью отказа.

— Но это будет означать, что я сдалась, что мы сдались! И что мне тогда останется?

— Путешествия. Поиск.

— Это как голод, — негромко заговорила Дебора. — Очень похоже на него. Всегда внутри меня, грызёт и сосёт. Этот… этот голод нечем успокоить. Это ужасно. Я поэтому всегда чувствую себя… ну, пустой. Я понимаю, что так жить невозможно, но я не знаю, как угомонить это чувство.

— Может быть, тебе это и не нужно, — предположил Саймон. — Может быть, ты должна как-то смириться с ним, договориться. Или так, или ты наконец придёшь к пониманию того, что голод и его утоление — совершенно разные вещи. Они никак не связаны друг с другом. Как ни утоляй, лучше не станет.

Дебора подумала над этими словами. Она прикинула, какая часть её личности и её жизни очень долгое время была постоянно связана с одним-единственным неисполнимым желанием. И наконец сказала:

— Но это не тот человек, которым я хотела бы быть, любимый.

— Так стань кем-то ещё.

— Чёрт побери, и с чего мне начать такую программу?

Саймон коснулся её волос.

— С того, чтобы хорошенько выспаться, — ответил он.

Лондон, Уэндсуорт

Линли подумал о том, чтобы из Челси прямиком отправиться домой. Его городской дом в Белгрейвии находился меньше чем в пяти минутах езды на машине от дома Сент-Джеймсов. Но «Хили-Эллиот» как будто сам собой привёз его к Изабелле, и Линли вставил в скважину собственный ключ и вошёл в квартиру, не успев даже как следует подумать о том, почему он это делает.

В квартире было темно, как тому и следовало быть глубокой ночью. Линли прошёл в кухню и включил неяркую лампочку над раковиной. Сначала он исследовал содержимое холодильника, а потом, ненавидя себя за то, что делает, но тем не менее продолжая делать, заглянул в контейнер для мусора, тихо открыл и закрыл буфет и даже заглянул в духовку газовой плиты, чтобы убедиться, что та пуста.

Он как раз

смотрел в духовку, когда в кухню вошла Изабелла. Томас не слышал её шагов. Она включила верхний свет до того, как он успел осознать её присутствие, так что Линли представления не имел, как долго она наблюдала за обыском её кухни.

Изабелла не сказала ни слова. Томас тоже. Она просто перевела взгляд с него на духовку, а потом повернулась и ушла в спальню.

Линли пошёл за ней, но и в спальне не смог удержаться. Сначала он посмотрел на тумбочку возле кровати, потом на пол у кровати, на комод… Это было похоже на болезнь, от которой он не знал как излечиться.

Изабелла наблюдала за ним. Ясно было, что Линли разбудил её. Но что это был за сон, чем он был навеян… если он был навеян чем-то… Ему необходимо было разобраться. Или он так думал, пока не увидел выражение лица Изабеллы: понимание и одновременно отстраненность светились в её глазах.

— Я сто раз виноват, прости, — сказал Линли.

— Я тоже, — ответила она.

Линли подошёл к ней. На Изабелле была одна лишь тонкая ночная сорочка, и она сбросила её через голову. Линли положил ладони ей на спину — тёплую от сна — и поцеловал. У Изабеллы был вкус прерванного сна, и ничего больше. Линли отодвинулся, посмотрел на неё, потом снова поцеловал. Изабелла начала раздевать его, и они наконец упали в кровать, сбросив на пол одеяло, чтобы ничто им не мешало.

И всё равно оставалось нечто… Даже когда их тела соединялись, даже когда Изабелла поднималась над ним, а его ладони ласкали её грудь, талию, бёдра, даже когда он целовал её… Оно всё равно никуда не уходило. Этого не избежать, думал Линли, от этого не уйти, не скрыться… Удовольствие от их слияния было неким праздником. Но одновременно это походило на погребальный костёр, который вспыхивает от прикосновения факела, а потом делает то, что и положено делать погребальному костру.

Потом, когда их тела насытились, Линли сказал:

— Это ведь было в последний раз, так?

Изабелла ответила:

— Да. Но мы ведь оба знали это. — И через мгновение-другое добавила: — Это и не могло помочь, Томми. Но я должна сказать, что мне очень этого хотелось.

Линли нашёл её руку, лежавшую на простыне ладонью вниз. И накрыл её рукой, переплетя их пальцы.

— Это не из-за Хелен, — сказал он. — Ты должна это знать.

— Я знаю.

Она повернула голову, и её волосы коснулись щеки Линли. Они основательно перепутались, пока Томас и Изабелла занимались любовью, и Линли осторожно пригладил их и отвёл назад.

— Томми, мне хочется, чтобы ты кого-то нашёл, — заговорила Изабелла. — Не для того, чтобы заменить её, потому что разве кто-то может её заменить? Но кого-то, с кем ты мог бы продолжать жить. Потому что в этом и состоит жизнь, разве не так? Просто продолжать жить, двигаться вперёд.

— Я тоже этого хочу, — ответил Линли. — Сначала я не был в этом уверен, и, наверное, потому, что я постоянно твердил себе: настоящей жизни без Хелен просто не может быть. Но это проходит. Я с этим справлюсь, я это преодолею. Я буду двигаться дальше.