Вера в прозе и стихах
Шрифт:
– Это вы считаете, что я ничего не сделал для народа, а рассудит нас только Господь! Я помогаю людям сохранить веру, а это главное.
– Да кому она нужна, ваша вера?! Неужели вы сами верите в эту ерунду?! Бога нет! Он просто придуман! «Господь рассудит»?.. Ну вы и рассмешили!
– Это вовсе не смешно. У каждого в жизни – слышите, у каждого! – наступает момент, когда человек начинает искать Господа. Человеку необходима вера, без веры человек пуст!
– Товарищ майор, нет ничего! – вмешался в разговор один из сотрудников.
– Хорошо, я понял. Ждите. А вы, гражданин Чичагов, так и не ответили: чего не хватает на этой бумаге?
– Я думаю, там всё в порядке, – устало произнес владыка Серафим.
– Ну как же?.. Подписи вашей нет и числа. Надо бы подписать, а то непонятно, кто сочинял. Или, может, вы боитесь?
– Вы же, если вам надо, можете почерк сравнить с моими записями… но я не отрицаю, что писал это письмо. Дайте мне перо и чернила. Я прошу и ходатайствую за отца Иннокентия, который подвергается в ваших застенках пыткам.
– Вы не просите! Вы требуете отпустить, а требование – это почти угроза! Что ж, возьмите! – Константинов бросил на стол письмо.
Митрополит сел за стол, подвинул ближе чернильницу, пробежал еще раз бумагу глазами и спокойно подписал ее. Константинов быстро взял листок, посмотрел на подпись и дату и сделал заключение:
– Вы так спокойно, Леонид Михайлович, подписали себе третий арест! В вашем-то возрасте, я думаю, последний. Сегодня мы вас забирать не будем, но думаю, что руководство решит вашу судьбу в ближайшее время!
– Как вам будет угодно… – владыка пересел на старый диван, посмотрел на майора и продолжил: – Если уж забирать не будете, то я хотел бы прилечь, а то что-то уморился. Возраст, как вы изволили упомянуть…
– Всё, что надо, у нас уже есть. Уходим! – резко сказал Константинов.
– Прасковья! – позвал митрополит, когда дверь захлопнулась.
– Я здесь, батюшка! Вам плохо?! – волновалась келейница, помогая ему прилечь.
– Что-то в глазах потемнело… и сердчишко давит, – тихо проговорил владыка Серафим.
– Потерпите, батюшка, я сейчас! – Прасковья побежала на кухню, откуда принесла два пузырька с микстурами и бумажные пакетики с лекарствами. Она высыпала из одного пакетика порошок в стакан с водой и размешала. – Батюшка, вот… выпейте, – помогая ему привстать, Прасковья подала митрополиту стакан. Затем взяла небольшую рюмочку из буфета и налила микстуру. – Так… и вот это надо, батюшка!
– Ох, что-то я устал, Прасковьюшка… – владыка выпил лекарство и утомленно опустился на подушку.
– Да вот всё эти ироды! Мучают вас… Совести у них нет.
– Не ругайся, моя хорошая. Даст Господь, все уладится. Ты сходи до отца Сергия, сообщи: мол, приходили… а я подремлю покуда.
– Хорошо, батюшка, – закивала Прасковья, – я схожу, а вы обязательно поспите.
После приема лекарств митрополиту стало легче, но внезапная усталость постепенно окутывала его дремотой. Проваливаясь в спокойный, такой нужный сон, он успел подумать: «Надо подсказать Алексию, что хватит моего прошения, а им писать не надо… А то еще, не дай Господь, всех арестуют и в темницу бросят…»
Владыка Серафим проснулся только вечером, услышав, как на кухне кто-то разговаривает. Он не торопясь встал и, открыв дверь, прошел на кухню.
– Ой, батюшка, вы проснулись?.. А мы с отцом Сергием чаевничаем, – вскочила из-за стола Прасковья.
– А я что-то как лег, так и проспал до сумерек… Который час уже? – спросил митрополит. Подошел и обнялся с отцом Сергием, продолжив: – Давно ли чай пьете?.. Что ж не разбудили?
– Без четверти шесть уже, – ответила Прасковья.
– Да я вот пришел, как узнал, что у вас гости побывали, – поддерживая его за локоть, добродушно отозвался отец Сергий. – Прасковья мне рассказала, и как служба закончилась, я сразу прибежал. Просил, чтоб не будила, чтоб вы, владыка Серафим, отдохнули. Прасковья вот меня и вареньем угостила…
– Идемте, идемте, дорогой! – встрепенулся митрополит. – Нам надо с вами кое-что обсудить. Прасковья, ты чай ко мне в комнату принеси, мы там посидим.
– Хорошо, батюшка!
Они прошли в комнату и сели у письменного стола. Прасковья принесла стаканы с чаем, поставила блюдце с вареньем.
– Владыка Серафим, – с тревогой спросил отец Сергий, – чего хотели от вас утрешние гости?
– Приходил некий Константинов из НКВД, и с ним еще двое супостатов. Якобы по делу отца Иннокентия, да обыск у меня учинили. Я вчера написал письмо с просьбой одуматься и требованием отпустить отца Иннокентия. Это письмо они и забрали, хотя адресовано оно было руководству страны.
– Господи, помилуй! – ужаснулся отец Сергий. – Это плохо… Прежде чем прийти к вам, я разговаривал с отцом Алексием, и он сказал – многие склоняются к тому, что вам необходимо уехать. И я лично очень вас прошу: чтобы сохранить свою жизнь, вы должны отбыть в Москву.
– Да, я знаю, мы уже об этом говорили… – задумчиво сказал владыка. – Однако считал, что еще успею сделать здесь кое-какие дела.
– Вы и так много сделали и делаете. Оставаться дольше очень опасно! Они видят в вас угрозу для себя и наверняка захотят, чтоб вы замолчали. Вы и так прошли множество испытаний. В вашем почтенном возрасте надо поберечься…
– Так вы считаете, мне надо уезжать?.. Когда же? И потом, они забрали письмо… и думаю, будут искать меня.
– Вы должны уехать самое позднее послезавтра. А чтобы вас отыскать, им понадобится много времени: ведь только я и отец Алексий будем знать, где вы! Когда все немного успокоится, мы сообщим отцу Владимиру в Москву, чтоб он смог вас навестить. С вами поедут Вера и Севастиана из Воскресенского Феодоровского монастыря. Вы их хорошо знаете, эти келейницы помогали вам много лет!
– Как же, знаю, они мои верные помощницы… Вижу, что вы, мои хорошие, всё продумали. Спасибо вам за заботу и тревоги!.. В Москве мне есть где жить, там же мои дочери. Остановлюсь у них, дабы вас не обременять.