Вернадский
Шрифт:
Наступление демократии, поскольку оно по замыслу земцев нисходило с высоты престола, было обставлено со средневековой пышностью.
Утром императорский катер «Александрия» вышел из Петергофа и вскоре величаво вошел в пустынную Неву. Сначала подошел к Петропавловке, где царская семья сошла на берег. В соборе Николай II преклонил колена перед могилой отца и вознес молитву. Потом поднялись вновь на борт, пересекли Неву, причалили к Царской пристани. Николай, обе императрицы и сопровождающие сошли на берег. Градоначальник В. Ф. фон дер Лауниц отдал рапорт. Под возгласы гвардейцев, грянувших «ура!», под колокольный звон всех церквей августейшая фамилия
А со стороны Дворцовой площади все прибывали и прибывали приглашенные. Иностранные послы. Двор. Правительство в полном составе. Адмиралы флота и генералы армии. Губернаторы и предводители дворянства всех губерний. Главы крупнейших городов. Капитаны промышленности и торговли. Все в парадных мундирах и костюмах, при полных орденах. Дамам было назначено быть в национальных русских платьях. Они заполняли Георгиевский зал и располагались в его гигантском объеме у окон, оставив свободным проход. В середине установлен аналой.
Вернадский должен был стоять среди членов Государственного совета по правую сторону трона. На противоположной от них стороне выстроились виновники торжества — члены новоизбранной Государственной думы. Они представляли собой уже более демократическую смесь одежд: фраки, сюртуки и даже пиджаки, кое-кто в национальной одежде: в кафтанах, казакинах, польских жупанах. Картину дополняли камилавки и чалмы духовенства. На хорах — оркестр, художники и, конечно, масса журналистов.
В 13 часов 50 минут из дверей зала чинно, смешно выкидывая ножки в чулках, вышел церемониймейстер, за ним скороходы и другие придворные чины; камер-юнкеры внесли императорские регалии: скипетр, корону, державу, Государственное знамя и Государственный меч. Они расположили знаки власти возле трона. Наконец появляется Николай в мундире Преображенского полка в сопровождении Марии Федоровны и Александры Федоровны. Обе в кокошниках. Царь приближается к аналою, совершает крестоцелование. Молебен возносит митрополит Петербургский и Ладожский Антоний. Затем царь поднимается на возвышение и садится на трон. Барон Фредерикс подает ему папку с Царским Словом. Николай встает, делает шаг вперед и начинает:
— Всевышним промыслом врученное мне попечение о благе Отечества побудило меня призвать к содействию в законодательной работе выборных от народа.
Царь приветствует депутатов, коих он повелел возлюбленным его подданным избрать, и наказывает вести дела, памятуя, что для духовного величия и благоденствия государства необходима не одна свобода, необходим порядок на основе права.
— Господь да благословит труды, предстоящие Мне в единении с Государственным советом и Государственной думой, и да знаменуется день сей отныне днем обновления нравственного облика земли Русской, днем возрождения ее лучших сил.
— Приступите с благоговением к работе, на которую Я вас поставил, и оправдайте достойно доверие Царя и народа. Бог в помощь Мне и вам!37
(Родичев, понимавший толк в ораторском искусстве, отмечал потом в узком кругу, что речь была написана очень хорошо, а Николай произнес ее еще лучше: с правильными интонациями, звучно, с пониманием каждого слова.)
Преображенцы снова грянули «ура!». Оркестр исполнил специально заказанный к такому торжеству А. К. Глазунову Народный гимн. Первый и последний гимн демократической России. Затем царь и придворные
Свершилось!
Депутаты, кто в радостном воодушевлении от церемонии, а кто и в смущении, что ответных речей не предусмотрено, потянулись из дворца.
У крыльца Зимнего петербургская публика встретила депутатов приветствиями, как победителей. В публике их узнавали: «Петрункевич!», «А это Родичев!» Смущенного Федора Измайловича студенты подняли на руки и понесли к пристани. К Таврическому дворцу депутаты отправлялись на пароходе. Из окон знаменитых Крестов махали платками. Доносились крики политических: «Свобода!», «Амнистия!»…
По Шпалерной улице депутаты шли сквозь восторженные толпы под крики «ура!» и даже «кадеты, ура!». Предназначенный для Думы дворец накануне отремонтировали, поставили дополнительные телефоны. Настоятель дворцовой церкви о. Вениамин освятил помещения, окропив все углы святой водой.
В 16 часов Екатерининский зал дворца заполнился. Правую ложу заняли министры во главе с председателем Горемыкиным. Митрополит Антоний отслужил молебен. Государственный секретарь Иксюоль фон Гильденбранд прочел царский указ от 24 апреля о порядке открытия Государственной думы. Статс-секретарь Фриш произнес речь и открыл заседание.
Сначала избрали председателя Государственной думы. Как член самой большой фракции, им легко стал член ЦК конституционно-демократической партии Сергей Андреевич Муромцев, накануне утвержденный на заседании кадетской фракции, председателем которой стал, естественно, Петрункевич. Секретарем Думы был избран Дмитрий Иванович Шаховской. Действительно, свершилось по его слову: И не пустяк твои мечтанья!
Ведшая летопись думских заседаний журналистка Ариадна Тыркова писала, что Шаховской побегал, побегал и как-то удивительно быстро наладил внутреннюю работу небывалого для России учреждения.
«И все же я с какой-то непоколебимой верой смотрю в будущее, — писал Вернадский жене в июне, не предчувствуя еще опасности. — Я не верю в возможность дикого и бессмысленного конца этому движению, ибо давно подготовлявшееся народное движение захвачено идейным потоком. Могут быть случайности, временные падения, но в общем великая новая демократия выступила на мировую арену»38.
Началась двухмесячная эпопея борьбы самой умной 1 — й Думы с правительством. В опубликованном своде Основных законов статус Государственной думы был не вполне четко определен. Она была лишена законодательной инициативы в части Основных законов (хотя некоторые въедливые юристы и говорили, что можно принимать важные законы, не называя их основными). При этом как бы задумывалось, что Дума будет только утверждать законопроекты царя и правительства и передавать их в Государственный совет.
Деятельность Думы продолжалась два месяца и одиннадцать дней. Она начала с того, что, лишенная возможности обращения к царю при своем открытии, приняла верноподданный адрес, в котором провозглашала: гарантии свобод;
ликвидацию чрезвычайных законов;
отмену ограничений законодательной деятельности Думы;
уравнение в правах всех граждан;
амнистию политических заключенных;
реформу управления;
отмену смертной казни.
Муромцев лично отвез адрес в Петергоф, но никакой реакции царя не последовало. Двор просто угрюмо наблюдал за деятельностью депутатов.