Верная Рука
Шрифт:
— Это что еще у вас там за секретные разговоры? — спросил бродяга. — Не связаны ли они с моим именем?
— Как посмотреть, но в общем-то — да.
— И каким же образом?
— Сначала я попрошу вас ответить мне на один вопрос. Скажите-ка, а не носит ли кто-нибудь еще в вашей семье похожее библейское имя?
— Есть еще одно.
— Какое?
— Джоул.
— Уфф! Снова пророк! 143 Ваш отец, кажется, был очень благочестивым, хорошо знающим Библию человеком! Не так ли?
143
Джоул (Джоуэл) —
— Ничего такого я о нем не знаю. Но знаю, что он был весьма толковым парнем и никогда не позволял пасторам водить себя за нос. В этом я весь в него.
— Так ваша мать была очень верующей?
— Увы, да.
— Почему «увы»?
— Она своими молитвами и причитаниями настолько огорчала отца, что он был вынужден скрашивать свою жизнь глотком-другим бренди. Умный человек не может спокойно выносить постоянное присутствие такой богомолки в доме. Ему только и оставалось, что идти в кабак. И это было лучшее, что он мог сделать!
— Понятно. Он скрашивал свою жизнь так старательно, что в конце концов она стала беспросветной, а его самого от этого просто тошнило?
— Да, ему это надоело, и, когда в один прекрасный день он увидел, что обладает избытком веревки, ему не пришло на ум ничего лучше, как повесить ее на прочный гвоздь, сделать петлю и просунуть в нее голову. Он провисел довольно долгое время, пока веревку не обрезали.
У меня даже руки зачесались (к сожалению, связанные), когда я услышал, какие циничные выражения подобрал этот парень за моей спиной для своего отца-самоубийцы. Хаммердал, конечно, поостерегся выказывать свое возмущение, чтобы пристыдить бессовестного бродягу, оскорбившего память своего покойного отца, он преследовал свою, тайную, цель в этом разговоре и поэтому, смеясь, продолжил:
— Да, это, конечно, очень редкий случай: человек с дурными наклонностями сует голову в петлю, чтобы от них избавиться. Но, мистер Холберс, если я правильно вас понял, вы говорили, что весьма похожи на своего отца?
— Да, я это сказал.
— В таком случае храни вас Бог от веревки!
— Хау! Если я в чем-то и подобен ему, то только не в этом. Жизнь так прекрасна, что я буду стараться изо всех сил продлить ее. По крайней мере, у меня никогда не появится желания засунуть голову в петлю. У меня нет ни малейшего повода к этому, и, кроме того, я не настолько глуп, чтобы взять вечно молящуюся и рыдающую женщину в дом.
— И все же я не беру обратно своего предупреждения! Уже бывало так, и не раз, что кто-то оказывался в петле, не имея к этому ни малейшей склонности. Ты ведь не возразишь мне, Пит Холберс, старый енот?
— Хм! Я не стану возражать, если ты считаешь, что такое бывает. Но я добавлю к твоим словам еще кое-что: этот мой тезка, который так же умен, как и его отец, вероятно, меня понимает.
— Zounds! 144 — воскликнул бродяга. — Это что, деликатный намек на виселицу?
144
Черт
— Почему бы и нет? — спросил Хаммердал.
— Потому, что я против таких намеков.
— Я не пойму, отчего вы так сильно расстраиваетесь. Мы хотели всего лишь сказать, что веревка, даже без чьего-то особого желания, может вдруг оказаться на шее. И когда я предупреждал вас о веревке, то делал это из лучших побуждений!
— Большое спасибо! Но я обойдусь как-нибудь без подобных предупреждений.
— Well! Чтобы все же перейти к вашей матери, я хотел бы узнать, не обладала ли она какими-нибудь другими качествами, кроме набожности, которые сохранились бы у вас в памяти?
— Другими качествами? Я вас не понимаю. Что вы имеете в виду?
— Ну, например, что касается воспитания. Набожные люди имеют обыкновение быть чрезмерно суровыми к своим близким.
— Ах, это! — Бродяга рассмеялся, не испытывая ни малейшего подозрения относительно цели расспросов Хаммердала. — Увы, то, что вы сказали, правда. Если бы синяки, которые я получал, оказались бы сейчас снова и все вместе на моей спине, то я не смог бы сидеть на лошади от боли.
— Значит, методы, применявшиеся при вашем воспитании, были очень убедительными?
— Да, и применялись они чаще всего на моей спине.
— Так же обстояло дело, как я понимаю, и с Джоулом, вашим братом?
— Да.
— Он еще жив?
— Конечно, а кто думает иначе, тот и сам может оказаться очень скоро мертвецом!
— А где он сейчас со своими трогательными воспоминаниями о воспитании спины и, что весьма вероятно, других частей тела тоже?
— Здесь.
— Что? Здесь, с нами?
— Конечно. Вон тот человек, который скачет рядом с Коксом, как раз он и есть.
— Good luck! 145 D) Так здесь целых два пророка. Хозия и Джоул, оба сразу! Что ты скажешь на это, Пит Холберс, старый енот?
— Ничего, — отвечал долговязый.
— А какое вам, собственно, дело до меня и моего брата? — поинтересовался бродяга, которого наконец удивила тема беседы.
— Вы это скоро, вероятно, узнаете. Скажите-ка мне еще: а кем был ваш отец?
— Он был всем, чем может быть человек, что, вероятно, и раздражало его жену.
— То есть, видимо, всем и ничем одновременно. Меня, впрочем, интересует только то, кем он был в тот самый день, когда он обнаружил у себя лишнюю веревку?
145
Здесь: Вот так удача! (англ.)
— Тогда? Незадолго до этого он основал брачную контору.
— Удивительно! Чтобы и другие получили свою порцию семейного счастья? Для всеобщего блага? Это было очень мило с его стороны!
— Да, намерения-то у него были хорошие, только результаты получились, увы, прямо противоположные.
— Ах, неужели не нашлось пары душ, которые пожелали бы соединиться друг с другом?
— Нет, ни одной!
— Так вот почему он предпочел веревку.
— Да. Он повернулся спиной к жизни, которая ничего не могла ему предложить.