Верная Рука
Шрифт:
— Внизу, в подполе, — ответил вместо Спенсера юноша и показал на люк в полу.
— Вы заперли его силой? — обратился я опять к Спенсеру.
— Да. Они его повалили, а я заткнул ему рот.
— Выпустите его!
На это требование Спенсер сначала было вновь попробовал солгать, сказав, что ключ от люка у него забрали, но, увидев, что моя рука вновь потянулась к револьверу, отдал мне ключ.
Весь пол в комнате был усыпан осколками бутылок и посуды и разным другим мусором. И это безобразие было первым, что увидел вышедший из подпола кузнец. Это был высокий, мускулистый человек,
— Кто выпустил меня?
— Мы.
— Как зовут вас?
— Олд Шеттерхэнд.
— Это имя я слышал не раз. Оно принадлежит знаменитому вестмену.
— Я рад, что мое имя так известно.
— Но с вами индейцы. Им можно верить?
— Они заслуживают доверия в высшей степени. Это знаменитые вожди, и они защищают всех обиженных и угнетенных.
— Well! Вы появились в нужное время в нужном месте. Но разве это не ужасно, что белого человека освобождают краснокожие?
— Я верю им, потому что хорошо их знаю.
— Но вы, вероятно, не знаете, насколько бывают подлы эти плуты.
— Мне известно, что такое человеческая низость, но я не возьмусь утверждать, что этого качества лишены представители какой-то одной расы. Ваши непрошеные гости — белые, но на этих подлецах пробы ставить негде. Мы еще должны с ними посчитаться.
— И как велик ваш счет к ним?
— Достаточно велик. Малый с лицом побитого бульдога, который вчера был здесь, стрелял в меня, чтобы убить.
— Слава Богу!
— Что-что? Если я вас правильно понял, вы благодарите Бога за то, что на меня было совершено покушение?
— Да. А почему бы мне этого не сделать?
— Ну, знаете, это уж слишком! Или это у вас такая манера шутить?
— Нет, я не шучу. Я благодарю Бога дважды — в первый раз за то, что вы не убиты. И во второй раз за то, что в вас стреляли, потому, что теперь вы получили моральное право расправиться с этим человеком.
— Его пуля попала мне в ногу. Я ранен, и довольно серьезно.
— Слава Богу!
— Как? Опять вы благодарите Бога!
— Да в третий раз.
— За что же теперь?
— За то, что вы ранены.
— Послушайте, вы, конечно, большой оригинал, но не кажется ли вам, что и оригинальность имеет пределы?
— Это уж как получится. Меня радует то, что, раз пролилась ваша кровь, вы имеете право распоряжаться теперь его жизнью по своей воле.
— А что же в таком случае, по-вашему, должно радовать меня самого?
— Сознание того, что негодяй будет уничтожен.
— И вы полагаете, что это смягчит мою боль, вылечит мою рану?
— Но вы же не хотите все спустить ему с рук? Как вы собираетесь его наказывать?
— Об этом я еще не думал.
— Вот-вот, не думали, и это подсказывает мне, как в данном случае следует поступить. Нам нужно собрать свой суд — суд прерии, на котором и определить наказание для него.
— В этом я с вами, пожалуй, согласен. Позволите ли вы мне участвовать в этом суде?
— Вы не только имеете на это право, но просто обязаны войти в него.
— Да уж, имею. И ручаюсь, когда дело дойдет до меня, я вобью последний гвоздь в обвинение. А когда вы предполагаете созвать этот суд?
— Возможно, очень скоро.
— Лучше всего не откладывать это дело надолго и собраться прямо сейчас.
— Согласен.
— Где?
— Перед домом. Закон прерии, как известно, должен вершиться под открытым небом.
— Well! Это мне нравится. Ремней и веревок у нас хватит.
— Я могу позвать остальных? — спросил сын кузнеца.
— Зови. Они во дворе.
Тут Тоби Спенсер произнес:
— Тоже мне судьи! Вы, парни, много о себе возомнили! Не смейте меня вязать!
Кузнец подошел к нему, поднес к его лицу свой костистый кулак и сказал:
— Молчи, каналья! Если ты еще хоть пикнешь, то не так еще попрыгаешь у меня! Понял?
Сын кузнеца принес веревки. Я приказал:
— Свяжите их одного за другим, в том порядке, как они сидят. — А бандитам сказал: — Кто шевельнется, пусть потом пеняет на себя!
Это помогло, они притихли и не оказывали никакого сопротивления, когда их вязали. Сына кузнеца мы поставили их охранять. Я хотел было вывести бандитов также на улицу, но это оказалось хлопотно чисто технически, поскольку они были связаны в одну цепь, и мы оставили их в доме.
И тут выяснилось, что наши взгляды на принципы правосудия как такового и вообще на многие вещи не во всем совпадают.
Я отнюдь не имел намерения поступить с ними чересчур гуманно, но требовать казни Тоби Спенсера, чего хотели все, кроме Виннету, я тоже не мог. Начались долгие и, как всегда в таких случаях бывает, бесплодные, хотя и жаркие дебаты.
Их оборвал кузнец, который вел себя, как разъяренный бык.
— «Я вижу, — сказал он гневно, — вы готовы заседать до завтрашнего утра, но судьбу этих людей должен решать прежде всего я, потому что это в моем доме они все разгромили и разграбили, это на меня они набросились как дикие звери! Видите, ссадины на моем лице еще кровоточат. А вы, мистер Шеттерхэнд, кажетесь мне чересчур снисходительным, — продолжил он уже более спокойно, — но я уважаю ваше мнение и отказываюсь от своего требования казнить Спенсера. Поэтому со своей стороны надеюсь, что мои предложения будут приняты уважаемыми членами суда прерии.
— Какие предложения? — спросил я.
— Во-первых, я считаю, что имею право получить все, что захочу из их собственности, и это будет возмещением за то добро, которое они уничтожили в моем доме. Как вы полагаете, сэр, это справедливое требование?
— Да, возмещение убытков само собой разумеется, невзирая на все другие решения суда.
— Well! Теперь о Спенсере, который виновен больше всех остальных. Вы не хотите его смерти, поскольку он не убил вас, а только ранил. Я нахожу, что в этом вы проявляете слабость, ведь Дикий Запад не знает снисхождения к убийцам, независимо от того, удалось им черное дело или нет. Мы не должны поступать вопреки обычаям Запада. Он заслуживает смертной казни, но вы помните: я уже сказал, что только из уважения к мистеру Шеттерхэнду соглашаюсь на снисхождение суда к негодяю. Так вот, я предлагаю подвергнуть его смертельной опасности и при этом дать ему возможность защищаться.