Верность и терпение

Балязин Вольдемар Николаевич

Армии союзников остановились. Боевые действия продолжались лишь вокруг осажденных крепостей. 17 ноября Рапп сдал Данциг. 22 декабря пала польская крепость Замостье. Еще через три дня капитулировала прусская крепость Модлин. Высвободившиеся силы союзников из-под взятых крепостей шли к Рейну.

К началу 1814 года союзники сумели сосредоточить против Наполеона гигантскую армию — около 900 тысяч человек при двух тысячах орудий. Из них 453 тысячи — в том числе 153 тысячи русских — стояло на правом берегу Рейна.

Наполеон мог противопоставить этой громаде едва одну треть — около

трехсот тысяч наспех обученных юнцов и стариков. А на Рейне союзники имели против себя лишь 130 тысяч. Да и ветеранов среди них уже почти не было…

1813 год завершился освобождением Германии от наполеоновского владычества. Лишь в Гамбурге еще стоял корпус маршала Даву, но и туда уже шли войска Северной армии.

Приближение Северной армии к границам Дании заставило ее короля Фредерика VI отказаться от союза с Францией и примкнуть к Шестой коалиции. Вскоре к союзникам присоединились Голландия и Бельгия.

1 января 1814 года Богемская армия форсировала Рейн и, перейдя на его левый берег, заняла швейцарский город Базель. Это произошло ровно через год после того, как русская армия перешла через Неман. Вслед за тем все союзные армии вторглись во Францию…

Началась кампания 1814 года.

Глава девятая

Годы 1814-й и 1815-й

Еще до того, как союзники форсировали Рейн, их войска были переформированы. Одной из причин этого явилось присоединение к антинаполеоновской коалиции Вюртемберга и Баварии. (Баварский король и Вюртембергский герцог примкнули к союзникам в октябре 1813 года.)

Все войска союзников были разделены на действующую — Главную — армию и резерв.

Действующая армия состояла из шести пехотных корпусов. Каждому из корпусов были приданы кавалерийские части.

Три корпуса — 1-й, 2-й и 3-й — состояли из австрийских войск, 4-й — из вюртембержцев, 5-й — из австрийцев и баварцев, 6-й — из русских. (Этим корпусом командовал Витгенштейн.) Главнокомандующим и одновременно командующим Главной армией по-прежнему оставался Шварценберг.

Резерв делился на две части. Одна часть состояла из австрийских войск, вторая — из русских, прусских и баденских.

Барклай командовал второй частью резерва, однако, будучи главнокомандующим всеми российскими войсками, он осуществлял руководство ими, в чьей бы непосредственной команде они ни состояли, и на его же плечах лежала забота о снабжении всех русских войск боеприпасами, продовольствием и фуражом.

Трудность руководства союзными войсками усугублялась великой национальной «чересполосицей». В Главной армии — у Шварценберга — была 61 тысяча русских войск, в Силезской — у Блюхера — 56 тысяч русских (и лишь 19 тысяч немцев), в Северной — у Бернадота — 36 тысяч. Из-за этого «вавилонского смешения языков» Барклай часто не знал конкретного хода дел в союзных армиях и подлинного — состояния русских войск. До него доходили сведения о пренебрежении союзников своими обязательствами перед русскими, о плохом снабжении русских солдат и офицеров. Он делал все, что мог, но далеко не всегда его усилия оказывались эффективными.

Бывший камер-паж прапорщик лейб-гвардии Семеновского полка Казаков стал свидетелем такого красноречивого эпизода, произошедшего после того, как союзные войска перешли Рейн:

«Мне случилось

раз зимой, в небольшой деревушке, видеть, — писал Казаков, — как стащили соломенную крышу с одной избы, в которой поместился наш главнокомандующий Барклай, и каково же было мое положение, когда он вышел поспешно из избы и стал смотреть, как снимают солому и стропила, которые зимой не нужны, так как дождя не бывает. Когда же жандармы и казаки стали сгонять с крыши фуражиров, то Барклай, смеясь, приказал их не трогать, чтоб не замерзли и не остались без пищи».

Плохое снабжение могло обернуться грабежами и незаконными контрибуциями с мирного населения, и потому, вступив во Францию, Барклай отдал строгий приказ, предупреждавший какие-либо бесчинства со стороны подчиненных ему войск.

«Доброе расположение жителей в недрах самой Франции, — говорилось в приказе, — поставляет нас в обязанность не считать никого из них нашими неприятелями, исключая тех, кои подъемлют против нас оружие, а потому всякое насилие накажется смертию. Начальники войск, в обязанность коих вменяю я строго за сим наблюдать, употребят все зависящие от них меры к недопущению всякого своевольства и наглостей. Не посрамим лавров, осеняющих воинов, сражающихся за спокойствие Европы, и да будет мир обязан им миром».

После перехода через Рейн союзники двинулись между Вогезскими и Юрскими горами через Везуль — на город Лангр, расположенный на высоком плато в юго-восточной части Франции, между реками Сеной и Соной. Отсюда лежала прямая дорога к Парижу.

Союзники начали наступление девятью колоннами. Две из них — восьмая и девятая — состояли почти полностью из русских.

Барклай командовал 9-й колонной, шедшей во втором эшелоне. Он должен был подкрепить любую из восьми колонн, которая первой подверглась бы нападению со стороны неприятеля.

9 января колонна Барклая пришла в Лангр, куда вскоре прибыли три союзных монарха и Шварценберг.

Здесь, в Лангре, на расстоянии чуть больше двухсот верст от Парижа, союзники стали вдруг обсуждать вопрос: следует ли воевать дальше или же лучше заключить с Наполеоном мир?

После шести дней почти беспрерывных обсуждений было принято компромиссное решение — войну не прекращать, но в то же время начать с Наполеоном переговоры о мире.

К сожалению, нет конкретных свидетельств участия Барклая в этих дискуссиях. Сохранилось лишь одно его письмо от 15 января 1814 года, посланное им из Лангра уже известному нам Майеру.

Барклай писал:

«Мы теперь во Франции и только в 60-ти милях от Парижа; передовые отряды уже большею частью около Труа и Шалони. Таким образом мы видим себя почти у цели наших трудов. Дай, Господи, чтобы скоро все было довершено, так как мы нуждаемся в покое. Я бы хотел знать, что теперь скажут все эти гнусные льстецы, которые, не зная причин моих действий, были достаточно дерзки публично высказывать относительно меня свой приговор.

Если Россия выйдет из этой борьбы возрожденной и покрытой бессмертной славой и поднимется на высшую ступень значения и могущества, то причину этого надо искать в плане кампании 1813 года, начертанном с предусмотрительностью и остроумием. Особенно же… мы обязаны этим еще никогда не виданным и не слыханным феноменам, что такая огромная и сложная коалиция до сей поры еще существует и с энергией преследует все ту же цель.