Верность месту
Шрифт:
Рут попыталась нагнуться, чтобы снять туфли, но ребенок в утробе протестующе зашевелился, надавив на мочевой пузырь – ровно настолько, чтобы выпустить небольшое количество мочи и оставить мокрое пятно на трусиках. Она почувствовала, как одна из конечностей ребенка протянулась вниз дальше, чем следовало, пройдя то, что, как она чувствовала, должно было быть барьером между животом и ногой. Боль была острой. Рут чувствовала себя так, словно ее ободрали изнутри, словно мембраны, обеспечивающие единство ее тела, теперь будут висеть, разорванные и бесполезные, на ее мышцах и костях. Рут сделала быстрый вдох и задержала дыхание, желая, чтобы боль распространилась от таза к коленям, заставив ее руки задрожать и ослабеть. Она хотела, чтобы
Каждый ее рабочий день заканчивался подметанием павильона, в котором хранились окаменелости ихтиозавров, этих древних рептилий, которые хорошо плавали, но должны были всплывать, чтобы дышать. Рут изо всех сил старалась разглядеть их очертания в окаменелостях – разнообразных камнях и валунах, выставленных на обозрение, – хотя она видела презентацию Аллена для посетителей парка миллион раз и наблюдала, как он составлял карту скелета, указывая на различные области на маленьком игрушечном дельфине. Она не могла определить позвоночник этого существа, не могла отличить его череп от ног, но испытывала глубокое сочувствие к этому бедному животному, навеки погруженному в песок. Все прохладное и знакомое ему испарилось, мир высох, стал неузнаваем, и тарантулы, ежегодно мигрируя, проползают по его костям.
– Это какой-то инстинкт, – сказала Рут.
Она не видела ни одного тарантула уже несколько месяцев, но все время думала о них, представляла их пушистые ноги, сгибающиеся и разгибающиеся в вечном движении. Что за химия управляет встроенными в них сексуальными часами? Жалели ли они, как Рут, о расстояниях, которых требовала любовь?
– В чем дело? – спросил Аллен, но она не ответила.
Рут положила руку на живот. Рука ребенка прижалась к ней изнутри – так сильно, будто он нуждался в ее внимании, будто он должен был сказать ей что-то важное.
Вернувшись домой, Рут увидела, что Дэл сидит на складном стуле возле трейлера. Его серый комбинезон с короткими рукавами был расстегнут выше пояса, так что Рут могла увидеть V-образный солнечный ожог на бледной полоске его груди. Он явно получил его не в шахте.
– Что-то случилось сегодня на работе? – спросила она, уже зная ответ.
– На этой поганой шахте ничего не получится, – проворчал Дэл.
– Тогда пойдем в дом.
Она почувствовала, как ребенок изогнулся в ней. Может быть, теперь он родится в Грили [26] , в той же больнице, где родились они с Дэлом. Ее мать свяжет ему шапочку. Мано напишет его портрет. Сестра-монахиня станет говорить со сморщенным новорожденным воркующим голосом, наполняя его уши произнесенными шепотом благословениями.
26
Грили – город в штате Колорадо.
Дэл пожал плечами и указал на горы, подняв руку ладонью вверх, словно предлагая ей какой-то дар.
– Этот дом так же хорош, как и любой другой.
Дэл был так близко, что Рут чувствовала его тепло на своем плече. Она сделала шаг в сторону, и они стали смотреть, как Чарли, оставшись один, направился к краю парковки трейлеров, в сторону заросших полынью предгорий Шошонского хребта. Рут почувствовала, как в ее душе снова поселилась печаль. Вокруг в нескольких минутах ходьбы не было ни дерева, на которое могли бы взобраться Чарли и девочки, ни старой катальпы [27] , покрывающейся в июне цветами, ни бобовых стручков, которыми можно было бы бросаться друг в друга.
27
Катальпа –
– Я нашел новую работу. Автотранспортная компания. Начинаю сегодня вечером.
– Будешь водить грузовики?
– Сперва поеду в Рино [28] , а завтра в Сан-Франциско. Там, по их словам, мне дадут маршрутов по крайней мере на две недели. В общем, становлюсь дальнобойщиком.
Рут села в кресло и сбросила туфли с силой, которой не ожидала, – ее левая туфля грациозно взлетела, приземлившись в зарослях полыни в нескольких ярдах от того места, которое она расчистила, считая его своим передним двором. Рут показалось, что она увидела тарантула, быстро ползущего по этому клочку светло-коричневой земли, которая, освободившись от связывающей ее растительности, засыпала все вокруг них мелкой пылью, но в феврале это было маловероятным.
28
Рино – город на западе штата Невада.
– Ты собираешься оставить нас здесь и уехать? – спросила Рут. Она почувствовала невыносимую тяжесть, посмотрела на свою туфлю среди полыни и решила ее не поднимать. – Ты хочешь стать дальнобойщиком?
– Взгляни на объявления о найме. Работа здесь есть только на шахте.
– Но как же дети? Да и роды приближаются…
Конечности Рут омертвели. «Сейчас мне потребуется много сил, – подумалось ей, – чтобы пошевелить руками». Все тело казалось побежденным, вся энергия иссякла. Но потом она ощутила что-то еще, что-то прохладное, как вечер в пустыне. Может быть, облегчение. И что-то еще большее – тоску по своей собственной одинокой поездке, похожей на путешествие дальнобойщика. Ревность, конечно.
– Послушай, я же не оставляю тебя, Рут. Это работа, только и всего. Я буду присылать тебе чеки.
Рут опустила подбородок, закрыла глаза, и облегчение от того, что она ничего не видит в этот момент, заставило ее захотеть, чтобы и все остальные чувства оказалась так же надежно заблокированы, и она могла заставить себя перестать слышать, перестать чувствовать с помощью ряда таких простых действий, как закрывание век.
– Или у тебя есть идеи получше? – добавил Дэл.
Чарли и девочки, вернувшиеся из своих странствий, собрались вокруг крыльца, стараясь расслышать каждое слово, но опасаясь, чтобы их не застали врасплох. Чарли вышел немного вперед, как будто хотел перехватить плохие вести, прежде чем они дойдут до сестер, и смягчить их.
– Думаю, нет, – отозвалась Рут. – Похоже, для тебя все складывается очень хорошо. Ездишь по всей Америке, а потом навещаешь семью раз в две недели.
Дэл покачал головой:
– Ты переживешь это, Рути. Вот увидишь. Все складывается как нельзя лучше.
– Лучше, но не для меня.
– Мне надо собираться, – буркнул Дэл и исчез в трейлере.
– Папа уезжает? – спросила Нэнси, и когда Рут кивнула, девочки сели у ее ног.
Бренда прислонилась головой к колену Рут. Нэнси держала спину прямо. Слишком хрупкая для тесного контакта, она нуждалась только в близости.
Чарли поднял материнскую руку, так что та указала куда-то поверх самой высокой вершины Шошонского хребта, где во все стороны распространялась тень, сменяя буйство заката.
– Смотри, ма, – сказал он, вытирая слезы с ее щеки. – Это перистые облака, и они все розовые и фиолетовые. Я думаю, это самые счастливые облака, не так ли? Сегодня день рождения серпантина облаков.
Он погладил Рут по щеке тыльной стороной ладони. Более нежного чувства никто не испытывал к ней многие годы.
– Спасибо, дружок, – сказала она наконец, притянув его к себе в неловком объятии, одновременно поглаживая пальцами волосы Нэнси и чувствуя тепло Бренды на своей голени.