Верность
Шрифт:
– Недооцениваете вы его, Николай Петрович. Конечно, он молод…
– Очень невыдержан и резок в суждениях, Александр Иванович. Ведет себя со мной так, будто я ему подчинен. По-моему, для политического руководства нам совершенно достаточно Якума.
– А по-моему, вы всё ещё не поняли роли комиссара и не знаете его прав. Вам следует не пикироваться с ним, а постараться поладить.
– Я стараюсь, Александр Иванович, чтобы кают-компания была местом отдыха офицеров, а не якобинским клубом… Разрешите идти?
Когда Нифонтов ушел, Клюсс задумался: вот вам и секрет… Уже начались раскол и брожение. Надо это пресечь в самом начале. Но как?
До поздней ночи Клюсс, Якум и Павловский совещались. Утром в нижней палубе был собран весь экипаж. Командир объявил, что каппелевцы после боя захватили Владивосток, порт и всю флотилию. Было много крови, мужественно сражались матросы. Но бой был неравный, каппелевцам помогли японцы. Власть перешла в руки нового правительства…
Выдержав небольшую паузу, Клюсс закончил:
– Мы решили продолжить выполнение заданий Камчатского ревкома и во Владивосток не спешить. Пока я командую этим кораблем, вы можете быть спокойны: ни на какие авантюры я не пойду. Предупреждаю: тех, кто не захочет по-прежнему подчиняться дисциплине и не будет выполнять моих приказаний, я без колебаний спишу с корабля.
Павловский призвал экипаж сплотиться в единый коллектив, во главе которого по праву стоит товарищ Клюсс. Заверил, что власть белогвардейцев долго не продержится, и, явно волнуясь, закончил:
– Мы должны прийти в освобожденный Владивосток как честные люди… не запятнавшие себя предательством.
Выслушали молча, каждый думал о своём. Некоторые считали, что в море, когда ревком будет далеко, командир примет другое решение. Павловский это понял, заметив бросаемые на него исподтишка насмешливые взгляды. Он запомнил этих людей, решив поговорить с каждым отдельно.
Сразу же после собрания в каюту командира постучался судовой врач.
Стадницкпй сделал движение, намереваясь сесть в кресло, но под строгим взглядом командира передумал и остался стоять.
– Что скажете, доктор?
– Я хотел бы узнать, Александр Иванович, куда пойдет «Адмирал Завойко»?
– Вы же были в нижней палубе и всё слышали?
Хорошо знавший Клюсса по прежней службе, Стадницкий попробовал перейти на дружеский тон. Он развязно улыбнулся:
– Есть, Александр Иванович. Но я надеюсь, что вы мне всё-таки скажете, куда пойдет «Адмирал Завойко»?
Клюсс побледнел, но сдержался и ответил спокойно:
– Знать больше, чем объявлено всему личному составу, судовому врачу не полагается. Сегодняшний разговор останется: между нами. Но если вы его повторите – будете мною арестованы и переданы в распоряжение ревкома. Имейте в виду, что я слов на ветер не бросаю. Идите!
Красный как рак Стадницкий выскочил из командирской каюты и побежал жаловаться Нифонтову. Но тот принял его холодно и важно заявил, что по своему служебному положению не находит возможным обсуждать с судовым врачом поступки командира…
Известие о белогвардейском мятеже озадачило штурмана, хотя и не было для него неожиданным. Пассивно ждать, что будет дальше, он не хотел. А вдруг командир пойдет всё же во Владивосток? Ведь у него там жена, ребенок. Его там примут с почетом. А Беловеского?.. На улицах Владивостока теперь, наверно, много его прежних «знакомых».
Клюсс выслушал его с сердитым видом:
– Да вы с ума сошли, батенька! Во Владивосток мы, конечно, сейчас не пойдем. Что с того, что у меня там жена и ребенок. Ведь не только у меня. И у Нифонтова, и у Григорьева, и у Лукьянова, да мало ли ещёу кого?
Беловеский ушел успокоенный. Клюссу он верил. Конечно, командир многого недоговаривает, но к белым во Владивосток не пойдет.
Между тем события развивались. Ночью в каюту командира постучался радиотелеграфист:
– Вот, товарищ командир. – Он подал бланк. – Японский броненосец только что передал без адреса русский текст.
Прочитав, Клюсс поднял брови:
– В журнал занесли?
– Нет, не заносил. Это не нам.
– Как же не нам?
– Похоже, «Ивами» принял телеграмму от «Хидзена» из Владивостока через Японию и русский текст для верности повторил.
– Понятно… В журнал не заносите, черновик уничтожьте. Никому ни слова. Поняли?
– Так точно, понял. Разрешите идти?
– Идите и продолжайте слушать «Ивами».
«Дождались, – подумал Клюсс, – отзывают с Камчатки. А тут ещё с котлом такая неприятность».
25
От борта броненосца «Ивами» отошел кунгас – национальная плоскодонная лодка, имевшаяся на каждом японском корабле. У неё не было руля, двигалась и управлялась она при помощи единственного кормового весла, которым лейтенант Ямомото изящно греб стоя.
Уроженец острова Кюсю, Ямомото был мастером национальной гребли. Кунгас ходко шел от броненосца к «Адмиралу Завойко». Матрос-гребец скромно сидел на передней банке и с восхищением смотрел, как лейтенант ловко и как будто шутя действовал тяжелым веслом.
– Смотри, ребята! К нам японский офицер едет. Ишь какой молодчага! Сам гребет, а матрос на лавочке сидит, – заметил боцманмат Кудряшев.
– Демократ! – насмешливо откликнулся машинист Губанов.
– А что вы думаете, – возразил доктор Стадницкий, – и среди японских офицеров могут быть демократы.
– Палочные! – не унимался Губанов. – Видали вчера ихнее шлюпочное ученье?
– Нет, не видал. А что?
– Да палками учат. На каждой шлюпке унтер. Здоровенной бамбучиной по голове бьет, если гребец из кожи вон не лезет. А офицеры смотрят да покрикивают.