Верность
Шрифт:
Собрание продолжалось. Было постановлено отправить «Адмирала Завойко» для ремонта в Шанхай после выполнения секретного поручения комитета: завоза в бухту Калыгирь оружия, патронов, муки и медикаментов для будущей партизанской базы. Если «пароход» будут сопровождать японские военные корабли с целью принудить его идти во Владивосток, надлежит сесть на мель в какой-либо бухте русского побережья.
Японцев нужно продолжать заверять, что «Адмирал Завойко» идет в Уку, затем на Командоры, а оттуда прямо во Владивосток. Если сделать упор на то, что уход с Командор во Владивосток не согласован с ревкомом, то японцы из солидарности будут держать это в тайне.
Вернувшись на корабль поздно вечером, Якум под строгим секретом сообщил Клюссу решение комитета.
– Об этом решении, Александр Иванович, должны знать на корабле только вы, я и комиссар.
– Полностью с вами согласен, Александр Семенович. Только поторопите доставку грузов: времени терять нельзя, все секреты недолговечны.
30
Всю ночь грузили провизию, оружие, патроны. Были не только заполнены трюмы, но и заложена нижняя палуба и часть верхней. Боцман пытался протестовать: груза слишком много, всего не погрузить. Но старший офицер строго приказал «не рассуждать», а попроворнее делать свое дело. Боцман прикусил язык и ворча распоряжался укладкой ящиков с консервами и мешков с мукой.
Корабль сильно сел на нос. Торчавший из клюза левый якорь почти касался воды. Палубный груз найтовили и закрывали брезентами… Погрузку закончили до подъема флага. Скатили палубу, надраили медяшку, почистили и смазали орудие. Поднимали пары. Пламя гудело в топках котлов, из трубы лез вверх густой дым.
Отход был назначен в полдень, и обед раздали на час раньше. За столом в кают-компании не было старшего механика. Нифонтов не придал этому значения: хлопочет, наверно, у котлов и механизмов. Неторопливо пообедав, он распорядился, чтобы Заварину оставили «расход», вышел на палубу и приказал свистать всех наверх.
Ровно в полдень начали отдавать швартовы. Вдруг на склоне сопки Сигнального полуострова Нифонтов увидел трех недавно купленных для команды бурых медвежат, которых удерживал на цепочках не совсем трезвый старший механик. Рядом топтался доктор Стадницкий. Заварин что-то громко возражал и вдруг начал кричать:
– Я не хочу в Америку! Не пойду на корабль! Буду здесь с медведями берлогу рыть!
Около них собрались любопытные. Отход от пристани приостановили. Стремясь предотвратить назревавший скандал, Павловский поторопился послать за милицией. Через минуту на мостик поднялся командир и недовольно спросил Нифонтова, в чем дело. Приказал немедленно сойти на берег и доставить старшего механика на корабль.
Нифонтову это удалось даже без применения силы. Заварин покорно пошел за медвежатами, когда их повели на корабль, но, вступив на палубу, вдруг заартачился.
– Пустите меня, – орал он, – я останусь на берегу! Я не хочу в Америку! Там одни американцы. Нет женщин! Нет водки! Я там умру с тоски!
Матросы улыбались. С берега к борту бежали любопытные, среди них были и японцы.
Разгневанный Клюсс приказал немедленно запереть Заварина в каюте. Штурман побежал передавать это приказание старшему офицеру и на трапе столкнулся с Якумои. Комиссар пошел вслед за штурманом. К борту подошли три вооруженных винтовками милиционера.
– Ваша помощь не нужна, товарищи! – сказал командир. – Мы справимся сами!
Старший наряда откозырял, и все трое пошли обратно.
– Вот она, хваленая офицерская дисциплина! – с сердцем сказал Якум.
Взбешенный командир молчал. Вдруг в кормовом срезе сухо щелкнул пистолетный выстрел и непосредственно за ним, покрывая все звуки, стал травиться пар: о задержке отхода корабля машину не предупредили и старательно шуровавшие кочегары подорвали предохранительные клапаны.
Наконец машина была готова к походу. Поползла из воды якорная цепь, с берега замахали фуражками. На мостике звенел машинный телеграф: командир переменными ходами разворачивался на выход. На мостик взбежал штурман.
– Всё, Александр Иванович, – доложил он запыхавшись, – вот его пистолет. Уложили на койку, там с ним остался доктор.
– Застрелился?! – вскрикнул командир.
– Нет, Александр Иванович, вы… самое… его не так поняли, – пояснил Нифонтов. – Пуля никого не задела. Выстрел произошел, когда штурман отбирал у него пистолет и, кажется, вывихнул ему руку в запястье. Сейчас доктор делает перевязку, а Константин Николаевич плачет, как баба.
Мимо японского броненосца прошли без традиционного сигнала «захождение». На обоих кораблях горнисты стояли наготове, но, грозно сверкнув глазами, Клюсс приказал «захождения» не играть.
Пройдя скалы Три Брата, корабль нырнул в густой туман. Штурман по компасу и лагу повел судно к Шипунскому мысу. Только теперь, войдя в штурманскую рубку, Клюсс молча указал на карте пункт назначения. Беловеский, также молча, кивнул.
– Туманных сигналов не давать! Склянок не бить! Внимательно смотреть вперед и по сторонам! И слушать! – приказал командир, покидая мостик.
Слегка зарываясь перегруженным носом на пологой океанской волне, «Адмирал Завойко» быстро шел вперед, в загадочную сырую мглу. Из-под форштевня то и дело разлетались в стороны, тяжело махая крыльями и чертя хвостами по воде, разжиревшие топорки – морские попугаи.
31
Выгрузив в бухте Калыгирь оружие и провизию для будущих камчатских партизан, «Адмирал Завойко» снова нырнул в упорно стоявший вдоль берега туман. В радиорубке было душно и жарко. Гудел альтернатор. Дутиков передавал последнюю телеграмму:
«Петропавловск Ларину. Ваше поручение выполнено все здоровы Клюсс Якум».
Жалобно пел искровой передатчик, посылая в эфир точки и тире. Сняв руку с ключа, радиотелеграфист стал слушать. Получив ответ, вынул и положил в карман предохранители, запер рубку на ключ и пошел докладывать командиру.
Клюсс сказал:
– Теперь никаких передач. Только слушать и об услышанном немедленно докладывать. За это вы отвечаете головой.
– Понял, товарищ командир. Можете быть спокойны. Разрешите идти?