Верность
Шрифт:
Пятнадцатые сутки похода начались жарким дождливым утром. Резко изменился цвет воды: сначала она сделалась бледно-зеленой, а затем желто-коричневой. Стали всё чаще и чаще встречаться пароходы под разными флагами, большие и малые парусные джонки с высоко поднятыми кормами, огромными ажурными рулями, двумя или тремя мачтами, на которых чернели прямоугольные циновочные паруса. Наконец сквозь пелену мелкого парного дождя показался державшийся у входных буев Янцзы белый лоцманский пароходик. Подняли лоцманский флаг.
На мостик легко взбежал молодой француз, отрекомендовавшийся капитаном дальнего плавания Компаньолем. С командиром он заговорил по-английски, а с Беловеским вскоре перешел на свой родной язык. Находившиеся на мостике офицеры и матросы вслушивались в быструю речь чуть картавившего марсельца. Отвечая на его вопросы, Беловеский заметил одобрительную улыбку командира, немного понимавшего французский язык. Клюсс был доволен своим штурманом: этот разговор с первых же шагов поднимает престиж «Адмирала Завойко».
Лоцман удивлялся, что корабль идет прямо с Камчатки, из неизвестной бухты Калыгирь, что матросы и офицеры в таком живописном виде. На палубе пушка и медведи. В трюме, говорят, ценные шкуры диких зверей. Так вот какие сейчас русские! Очень похожи на пиратов или героев Джека Лондона. Но офицеры не утратили светских манер, и некоторые владеют его родным языком.
– Вы знаете, – сказал он командиру, – это первый русский военный корабль, который мне пришлось «пилотировать». Теперь я вижу, что революция отразилась только на вашей внешности, а культура не пострадала. У вас чисто, дисциплина…
– Наша внешность быстро изменится, – засмеялся командир, – ведь в Шанхае по-прежнему, наверно, есть парикмахеры и портные?
– Конечно, конечно. Китайцы отличные портные, они шьют быстро и дешево. Если вы на пару суток задержитесь в Вузунге, они успеют вас полностью экипировать.
Расспрашивая лоцмана об условиях жизни в Шанхае, Беловеский не забывал делать записи и зарисовки: военный штурман должен уметь после лоцманской проводки самостоятельно пользоваться любым фарватером. Так сказал командир.
Вошли в реку. Свободные от вахт матросы, машинисты и кочегары с интересом рассматривали попадавшиеся навстречу английские, американские и японские пароходы, с которыми «Адмирал Завойко» обменивался флажным салютом. Павловский с биноклем в руках стоял среди них.
– Откуда столько пароходов, товарищ комиссар? – спросил Шейнин.
– Из Шанхая. Ведь это большой порт.
– Не только из Шанхая, – добавил подошедший ревизор, – из Ханькоу и других портов на Янцзы.
– А почему не видно китайских пароходов? Разве у них только джонки? – спросил рулевой Орлов.
– Их почти нет. В Китае засилие иностранцев. Сами увидите, – пояснил Павловский.
– Вы бывали здесь раньше, товарищ комиссар? – поинтересовался Шейнин.
– В Шанхае не бывал. Был в Гонконге.
– А это тоже большой порт?
– Большой. Там английская крепость.
– Почему же английская крепость в Китае?
– Вот вы сами увидите, товарищи, что китайцы у себя дома не хозяева. Так и у нас было бы, если б победила интервенция, – пояснил комиссар.
Общее внимание привлекли группы стоявших на отмелях джонок со спущенными парусами, издали похожие на острова. Рассмотрев их в бинокль, штурман спросил лоцмана:
– Не могу понять, что они там делают?
Заметив, что и командир повернулся к нему в ожидании ответа, учтивый француз отвечал по-английски:
– Собирают дары моря. Все эти моллюски, ракообразные и мелкая рыбешка поступают на рынки китайского юрода и идут в пищу туземцам.
Слово «туземец» резко кольнуло ухо поднявшегося на мостик Павловского. Сколько в тоне лоцмана превосходства и презрения к коренным жителям огромной страны с культурой, создававшейся тысячелетиями! Переглянувшись с командиром, он понял, что и Клюсса коробит от этого слова, привычного в британских колониях.
У устья реки Ванпу, правого притока Янцзы, против городка-крепости Вузунг, стали на якорь. Подошедший портовый катер увез лоцмана. Вскоре на другом катере прибыл капитан Вузунгского порта, оказавшийся бывшим русским морским офицером Тирбахом. Он говорил, что рад встретить русский военный корабль, готов оказать своим соотечественникам всякое содействие. Покидая корабль, покосился на штык часового у трапа.
Когда он уехал, старший офицер Нифонтов похвастался, что встречался с ним во время войны на Балтике и знал его как одного из сотрудников штаба Балтийского флота.
– А не его ли старший брат генерал-лейтенант Тирбах? – спросил Якум.
– Должно быть, его, – согласился Нифонтов. – А где он сейчас?
– По моему, в Монголии. Я слышал, что он начальник штаба барона Унгерна и что попасть к нему в лапы страшнее, чем в семеновский застенок.
Нифонтов недовольно засопел, выдержал паузу и обратился к командиру:
– По-моему, Александр Иванович, капитан порта Тирбах не интересовался… самое… нашими политическими взглядами, а видел в нас только русских людей, попавших на чужбину.
Командир улыбнулся:
– Не интересовался, чтобы не нарушать приличий. А нам здесь, за границей, большего и не нужно. Кто мы такие, рано или поздно все узнают, в том числе и Тирбах. Но выступать с преждевременными декларациями я также не собираюсь. Сначала нужно выяснить обстановку на берегу.
– Я этому русскому Тирбаху не верю, – нахмурился комиссар.
– А вас, батенька, никто и не уговаривает верить… Но вот видите, уже подходит посланная им водяная баржа. Воды у нас в обрез, сами знаете.