Вернуть изобилие
Шрифт:
Шин пристально взглянул на робота и нажал кнопку.
Табита поднималась, потирая бедро. Услышав, как ее голос произнес слова, которых она не говорила, она замерла, уставившись на робота.
— Маленький мальчик с большой игрушкой, — сказал ее голос, идущий из робота.
Робот протянул длинную руку и выхватил пульт из рук Шина.
— Эй!
Шин смотрел на него в страхе и ярости, не веря своим глазам.
Потом стал лихорадочно шарить по карманам и вынул отвертку. Саския, застыв, наблюдала за всем происходящим с койки. Табита, встревоженная и в полной
Держа одной рукой пульт вне досягаемости Шина, робот схватил его двумя другими за плечи, оторвал от пола и стал яростно трясти.
Саския и Табита прижались к стене.
Шин в ужасе пронзительно кричал. Его голова ударилась о стену с громким стуком, эхом отозвавшимся в камере, и он повалился на пол и затих.
Скорпион на его пальто продолжал бесцельно бродить по своему крохотному кругу.
Робот бросил пульт на потерявшего сознание механика и повернулся к женщинам.
Бежать было некуда.
А потом робот зашатался. Его голова наполнилась дымом. Он неожиданно сел на пороге.
— Мееп, — сказал он.
Одна из его ног задергалась из стороны в сторону.
Из коридора донеслось поднимавшееся к ним знакомое жужжание, и блестящее маленькое черное существо в пластиковом пакете влетело в камеру на летающей тарелке.
57
Совсем незадолго до этого Табита Джут вообще никогда в жизни не видела Херувима, а уж снова увидеть этого она вовсе не ожидала. И, конечно, не ожидала увидеть, как кто-то обнимает Херувима. Но когда Кстаска аккуратно вплыл в камеру над выведенным из строя роботом и обмякшим телом его хозяина, Саския вскочила и заключила в объятия дитя пространства.
Казалось, он был так же счастлив видеть ее, как и она — его. Черты его шарообразного лица расплылись в ужасающей улыбке, и он замахал своими миниатюрными ручками. Если раньше его глаза светились, то теперь они просто сверкали.
— Кстаска! — радостно закричала Саския. — Мы думали, ты умерла…
— Это в космосе-то? Никогда! — прокаркал Херувим. Проворный, как никогда, в поле ложной гравитации, он зигзагами носился по камере, торжествующе бравируя и останавливаясь каждый раз на волосок от стены, а потом совершая безупречные развороты. Табита никогда не видела его в таком неистовстве. Ей пришло в голову, что он, наверное, засосал всю энергию «Уродливой Истины» в свои собственные ненасытные ячейки. Когда он открыл рот, его горло светилось изнутри.
— Кстаска, — сказала Саския. — Могул…
— Насильственная смерть приносит несчастье, — сказал Херувим, подплывая к Саскии, чуть более сдержанно и внимательно. — Могул. Тэл, — сказал он. — Марко, может быть, еще жив на Венере, — прибавил он.
Хотя для Саскии, по-видимому, не было ничего удивительного в осведомленности Кстаски, Табита просто не могла этого переварить.
— Откуда ты все это ЗНАЕШЬ? — спросила она, а Саския в это время задавала вопрос:
— Где ты была?
— На орбите, — ответил Херувим, — вокруг этого корабля. Я влетел внутрь вместе с «Элис Лиддел», на шасси.
Кстаска устремил на Табиту свой тягостный, неумолимый взгляд:
— Жаль, что ты не смогла спасти корабль, капитан, — сказал он.
Табита знала теперь достаточно, чтобы принять эти слова как выражение сочувствия, а не упрек. Но посмотреть в эти глаза и улыбнуться было трудно.
— Я слышал, как трант застрелила Тэла, но внутри Элис — кровь, и она не птичья, и не инопланетная. Она была мне знакома по реструктурированию и маленьким добавкам. Ясно, что застрелили не Саскию, значит, это должна была быть кровь Могула.
Табита пожалела, что задала этот вопрос, поскольку ответ продемонстрировал бесчувственность Херувимов; но Саскию, казалось, это даже не расстроило. Она снова оделась и стояла на коленях, пытаясь открыть люк с едой в груди поверженного робота.
Табита сказала:
— Ты, по-видимому, неуничтожима.
— На свете нет ничего неуничтожимого, капитан, — промурлыкал Херувим. — Я был без сознания в течение пятидесяти двух условных минут. В любой момент в течение этого времени меня можно было уничтожить. К счастью, кое-кто оказался великодушным, — прибавил он, вылетая за дверь.
Снаружи он уселся на своей тарелке, как чудовищное дитя, сделанное из дегтя, и стал оглядывать коридор.
— Оставь, Саския, — сказала Табита, подбирая свою сумку. — Надо выбираться отсюда.
— Одну секундочку, — попросила Саския. Она уже взялась за упавший пульт управления и рассматривала его. Хмурясь на робота, она решительно нажала последовательность клавиш.
Дергающаяся нога робота в последний раз с силой лягнула воздух и отвалилась.
— Ой, — сказала Саския.
Кстаска снова влетел в камеру.
— Какие у тебя планы, капитан? — спросил он.
Стараясь отделаться от чувства, что ее проверяют, Табита ответила:
— Нам надо пробраться в коммуникаторную и послать сигнал бедствия.
— Я сказала, мы должны позвонить Ханне, — заметила Саския.
Кстаска наклонил свою черную лысую головку в сторону Саскии:
— Конечно.
Табита пришла в раздражение:
— Я предпочла бы позвонить в полицию, — упрямо сказала она.
— Ханна поможет лучше любого служащего правоохранительных органов, — произнес Кстаска. Он забрал пульт у Саскии и подключил к своей тарелке. Теперь он отслеживал какой-то код кончиком хвоста. Табита всегда считала, что ему нужен хвост, чтобы заряжать свою тарелку; по-видимому, это было не так.
— Послушайте, — сказала она. — Пошли, наконец, отсюда!
— У нас есть еще несколько минут, — ответил Кстаска.
— Там ведь еще психопат и йети! — сказала Табита, отчаянным жестом указывая за дверь. — Они будут здесь в любую минуту! Они нас сейчас слушают!
Словно в подтверждение ее слов старик в коридоре застонал, но больше не подал никаких признаков того, что собирается очнуться.
— Нет, — заверил Табиту Кстаска. — Они все еще слушают, как ты играешь на своем инструменте. А, — сказал он.