Вернуть Веру
Шрифт:
Знаете, любой брошенный ребенок задается вопросом, почему это с ним произошло. И каждый… вот вам крест!.. каждый придумывает своим родителям какие-то оправдания. И у каждого они свои. Но такие, сука, железобетонные, что не подкопаешься. И я тоже что-то себе придумывал. То одно, то другое… Всякие ужасы, которые заставили мать бросить меня в роддоме. Но теперь, зная правду, я больше не мог обманываться. Зачем только вскрыл тот конверт? Он почти четыре года пролежал в моем столе… Так почему же мне вдруг приспичило поставить точку в этом всем именно сейчас? Хотя… тут как раз все понятно. Мне это рекомендовал сделать психотерапевт. Он убеждал меня, что это поможет разобраться в себе и очиститься. Ведь, если
– Стас…
Она подошла бесшумно и коснулась моей спины. Обжигая, чуть пониже лопатки.
– Это Катерина Кива. Слышала о такой?
– Д-да… Кажется, да… Это какая-то известная пианистка?
– Скрипачка. Из семьи потомственных музыкантов. Родители ее еще при Союзе весь мир объездили. Отец – дирижёр. Мать – виолончелистка. С разрешениями дед помогал – какой-то крупный чиновник в минкульте. Она родила меня в восемнадцать. Скажи мне… что могло заставить женщину из обеспеченной семьи… бросить своего ребенка?
– Я не знаю, – прошептала Ника.
– Но ты бы мог, наверное, у неё поинтересоваться.
– Ты серьезно? Думаешь, я вот так заявлюсь к ней… и спрошу?
– А для чего еще ты нашел ее?
Совершенно не понимая, что тут можно ответить, я вновь уставился в окно. Вера, что так и стояла за моей спиной, вздохнула, сместилась немного, осторожно и успокаивающе касаясь моей руки своей. Я замер. Медленно повел головой… Накаленный просто до предела. Придвинулся, чувствуя какую-то дикую, оглушающую потребность в ней… Вспоминая, сколько раз она забирала на себя всю мою боль, все тревоги. И я забывался хотя бы на время. Только с ней. Только в ней.
– Я не помешала? Серьезно, Стас, если мы не начнем гримироваться – сорвем весь график!
Завороженно уставившаяся на меня Вера медленно опустила ресницы. Обрывая протянувшиеся между нами нити. Я тихо выругался.
– Уже иду.
– Но…
– Я же сказал, что сейчас буду! – рявкнул, не сумев сдержаться. Вера пробормотала что-то невнятное и посеменила к двери. Я же сделал еще пару вдохов, чтобы овладеть собой: - Извини, Лен… Я… иду. Уже иду. Да.
Это было очень дерьмовое время. Едва ли не самое худшее в моей жизни. Время какого-то глобального переосмысления. Все стало плохо враз и по всем фронтам. Вера старательно меня избегала, деньги на лечение Дашки не находились, и, как вишенка на торт – впервые, пожалуй, меня покинуло вдохновение. И вот от этого становилось по-настоящему страшно. Ведь за шутками и иронией я столько всего прятал… Теперь же я чувствовал себя так, будто с меня сорвали все маски и голым выставили на потеху толпе. Я записал несколько неудачных программ и провел самый отвратительный корпоратив на своей памяти… А знаете, что было самым удивительным? То, что хоть немного лучше мне становилось лишь в приведенной нашими стараниями в божеский вид однушке Вероники Заяц. Я туда едва ли не каждый вечер возвращался. Делая вид, что не замечаю, как недоуменно они переглядываются с Волком, который ей вроде как друг, но… и не друг вовсе. Впрочем, к моим визитам они привыкли довольно быстро. Будто поняли про меня что-то. То, что я и сам не понимал. Странной мы были компанией. Два едва сводящих концы с концами студента, больной ребенок, которому с каждым днем становилось лишь хуже, и я… долбанный миллионер и звезда.
Ну и щенок скрашивал мою никчемную жизнь. Когда я не натыкался на оставленные им лужи. Все же нужно было время, чтобы он приучился к выгулу.
А еще где-то через неделю все стало совершенно невыносимо. Было плохо, а стало вообще из ряда вон. И всему виной Вера. Которая однажды пришла сама ко мне в кабинет… Нет, конечно, она и раньше захаживала, но только по делу. Четко и по существу. И сколько бы я не пытался поговорить с ней, ничего не получалось. Все мои просьбы дать нам еще один шанс разбивались о тихое: «Слишком поздно». А тут сама пришла… Да. Села напротив. И тоже впервые за долгое время заглянула мне прямо в глаза.
– У тебя же здесь наверняка есть какой-нибудь приличный костюм?
Начало разговора было таким неожиданным, что я только кивнул болванчиком.
– Отлично. Надень его и ничего не планируй на вечер. Ближе к восьми я за тобой «заеду».
Я сглотнул собравшийся в горле ком.
– И дальше что? Не хочешь объясниться? Что это все означает?
– Это? – покусала губу Вера, достала из папки какие-то две картонки и протянула мне. – Это – мой подарок тебе на день рождения.
Тронутый до глубины души, о наличии которой я даже как-то был и не в курсе, я с интересом пододвинул к себе подарок и… заледенел.
– Я не фанат классической музыки.
– Это мне известно. Просто… Я думаю, тебе надо с ней поговорить. Вдруг все не так, как кажется?
– Что именно? У нее кроме меня двое детей, которых она, заметь, не бросила в роддоме. Значит, дело во мне. Так? Что здесь обсуждать?
– Может быть, она жалеет о том, что сделала. Может, ищет тебя… Ты не думал?
Вера тоже вскочила. Метнулась вслед за мной и схватила за руку, не давая увернуться от обстрела.
– А тебе-то какое дело до всего этого? М-м-м? Ты же ненавидишь меня.
– Это не так! Мне не все равно.
– Почему? Ну?! Почему? Ответь мне! – завелся я не на шутку.
– Я не знаю! – проорала она в ответ.
– Не знаю…
– Неужели все еще любишь? А как же свадьба? И все эти просьбы не лезть в твою жизнь? Это что… Вер, кокетство такое? Или месть? Ты мне мстишь? Хочешь, чтобы я в ногах у тебя валялся? Ты этого добиваешься? Отпускаешь… А когда я отхожу на достаточное расстояние, опять дергаешь за веревочку!
Вера вырвала руку из моего захвата, отступила на шаг, недоверчиво качая головой:
– Если решишься пойти… я буду ждать тебя в восемь.
– А что твой мент скажет? А? Что он скажет, ты подумала, Вер?!
Дверь захлопнулась. Я остался один. Каким-то чудом отснялся. И потом засел вместе со сценаристами, увязнув в работе по уши. Когда опомнился – был уже восьмой час. Плевать. Я неторопливо сварил себе кофе. В работе в телецентре были свои преимущества – жизнь здесь кипела всегда, независимо от времени суток, и можно было сколько хочешь врать себе, что ты не один. Я сходил в монтажную, делая вид, что без меня там не обойдутся. Поболтал с парнями… Вскинул взгляд на висящие часы на стене и, чертыхаясь, сорвался с места. Костюмов у меня было сколько угодно… Какой выбрать? Какой понравится… маме?! А впрочем, некогда выбирать! Я схватил первый попавшийся. Свежую, только из химчистки, рубашку. Пробежался по студии, завязывая на ходу галстук – Веры нигде не было видно. Спустился на громыхающем лифте вниз. Озираясь по сторонам, промчался через холл. Выскочил на улицу. И только там остановился, запрокинув голову к вечернему небу.
– Значит, все же решился?
Я медленно опустил руки и оглянулся. В тусклых пятнах фонарей, разбавляющих золотом серость сгущающихся сумерек, она казалась какой-то нереальной. Да и ситуация была… будто из какого-то плохого кино.
– Долго ждала?
– Не очень.
Я растерянно осмотрелся по сторонам. Наверное, предполагалось, что мы поедем вместе. Но Вера была такой невозможно красивой… что я, как мальчишка, боялся остаться с ней наедине. Откашлялся. Разблокировал с пульта замки и взмахнул рукой в сторону приветливо подмигнувшей нам Бэхи.