Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник)
Шрифт:
В связи с тем, что только за последние две недели в полосе нашей армии зафиксировано 117 подрывов на фугасах и минах, в качестве мер противодействия можно рекомендовать следующее:
1) В тыловых районах проводить расчистку полосы шириной не менее 20 метров вдоль основных путей снабжения. (Для проведения работ можно привлекать военнопленных или местное население.)
2) При движении колонн по менее важным путям проводить инженерную разведку как минимум один раз в сутки. С выделением для этих целей квалифицированных саперов из саперных батальонов
3) Организовать в тыловых районах специальные команды саперов для поиска и обезвреживания оставленных противником при отступлении мин и фугасов, для чего задействовать резервы группы армий или привлечь личный состав инженерно-саперных училищ.
Майор Хольц
Берлин-Темпельхоф, 22 августа 1941 года. 11.40
Аэропорт – парадные ворота тысячелетнего Рейха. Невероятных размеров здание неправильным полукругом охватывало летное поле, и на его фоне даже самые современные самолеты казались чем-то вроде засушенных стрекоз, которых озорной мальчишка положил возле обувной коробки.
Однако начальника 4-го Управления совершенно не занимали красоты монументальной архитектуры. Возможно, сказалось напряжение последних дней, но буквально все в это утро вызывало раздражение:
– Панцингер, а дольше возиться вы не могли? Или я должен был разбить на этом поле походную палатку и наслаждаться видом? – желчно поприветствовал Мюллер своего подчиненного, только что выскочившего из остановившегося автомобиля. Служебный пропуск, закрепленный на лобовом стекле, давал допуск на летное поле. Из соображений секретности самолет не подрулил к аэровокзалу, и ждать, пока машина подъедет, пришлось целых пять минут.
– Бригаденфюрер, прошу меня извинить, два дня назад был сильный налет англичан и многие улицы до сих пор в завалах. – Несмотря на то что Панцигер служил вместе с начальником 4-го Управления как бы не два десятка лет и считался хорошим приятелем последнего, на службе и отношения у них были исключительно служебные.
Вяло махнув рукой, мол, нечего мне тут оправдываться, Мюллер сел в машину.
– В управление? – осведомился Панцингер, повернувшись к шефу.
– Нет, на пятую квартиру.
Фридрих кивнул:
– Курфюрстенштрассе, сто десять! – приказал он водителю.
«Видимо, Генрих хочет посекретничать, причем о таких делах, что даже проверенному-перепроверенному шоферу их слышать нельзя, иначе он пригласил бы меня к себе на заднее сиденье…» Служебный «Бенц» был оборудован стеклянной перегородкой, как раз и предназначенной для защиты от посторонних ушей, но береженого, как говорят, Бог бережет. Именно поэтому штандартенфюрер и назвал немного скорректированный адрес – конспиративная квартира располагалась в доме сто тринадцать. Совсем неподалеку, буквально пару минут пешком, квартировало «агентство» Эйхмана. Собственно говоря, всего явок, организованных Управлением, в этом районе насчитывалось четыре.
– Да,
Шеф гестапо молча взял траурный знак и натянул его на левую руку, благо лента уже была связана кольцом.
Ехать было недалеко, километров пять, да и то если учесть все петляния по улицам, но за всю поездку никто не проронил ни слова. И когда шли пешком до небольшого дома, в котором располагалась явка, тоже молчали. Панцингер – потому, что ни одна из последних новостей, по его мнению, не могла заинтересовать начальника, а Мюллер… Кто же может сказать?
Подъезд охраняли сразу три сотрудника в штатском.
«Глупо, очень глупо! – подумал Фридрих, заметив одного из них, со скучающим видом листавшего иллюстрированный журнал на лавочке. – Война, а здоровенный лоб в гражданском сидит и жизнью наслаждается. Надо велеть, чтоб в форму переодели. Военную или полицейскую – все равно. И руку, к примеру, забинтовать, если в вояку наряжать будут».
Пока начальник контрразведывательного отдела думал о вещах текущих, его командир оторвался уже шагов на десять, так что пришлось невольно ускорить шаг.
Прибытие высокого начальства не прошло незамеченным – дверь квартиры распахнулась, стоило им только подняться на площадку второго этажа. Впрочем, кто это сделал, Панцингер так и не рассмотрел – агент, следивший за порядком на явке, растворился в полумраке прихожей.
Мюллер, не раздеваясь, прошел в комнату.
– Фридрих! – Он резко повернулся, когда штандартенфюрер закрыл за собой дверь. – Мне обязательно нужно знать, чем сейчас занимаются люди из ближнего окружения Скрипача! И чем они, особенно ближний круг, занимались последние две недели!
– Кто именно?
– Интересуют все, но 3-е управление – в особенности.
– Понятно. Если вам будет интересно, бригаденфюрер, в стане Моряка наблюдается нездоровая активность. Вчера он вместе с Австрийцем уехал в «Волчье логово».
– Инициативу проявили или по вызову? – со скучающим видом осведомился Мюллер.
– Это выяснить не удалось. Но могу отметить, что за день до этого вся шайка гостила в домике у озера. Четыре часа кряду…
– Понятно. Жду вас с первыми данными здесь через два часа. И распорядитесь, чтобы мне принесли поесть.
…Спустя буквально десять минут в дверь тихонечко постучали, и Мюллер забрал оставленный у порога комнаты сервировочный столик. Быстро проведя ревизию и взяв чашку с кофе, он сел в кресло у окна. Сделав большой глоток, поставил чашку и снял трубку телефона.
– Двенадцать двадцать восемь, – сказал он, набрав номер. – Передайте господину секретарю, что с ним хочет встретиться Пекарь.
Деревня Загатье, Кличевский район Могилевской области, БССР. 22 августа 1941 года. 11.50