Вернуться в Антарктиду
Шрифт:
Он нарочно тянул время, не начинал никаких дел, а просто стоял и смотрел на нее. День обещался стать поворотным, вчерашнее напряжение тому было порукой, и Соловьев сознавал, что в круговороте забот не будет возможности расслабиться и пообщаться на приятные темы. «Злоба дня» планировалась непростой, далекой от душевности, поэтому он наслаждался кратким затишьем. Наслаждался родившейся в душе робкой надеждой и тем, что оказался прав.
Оно стоило того! Мила Москалева была как неваляшка – опрокинулась и встала. Держать удары ей приходилось не в первый раз, но запас ее прочности пока не исчерпался, и Вик был готов поддержать ее, чтобы так оставалось
Он не понимал ее мужа. Как можно было не ценить доверенное ему сокровище? Девушка умела любить всем сердцем, иначе она не умела, а тот поднял на нее руку. И даже хуже – методично загонял в безысходность.
Из следственных материалов Вик знал, что Дмитрий Москалев слыл человеком жестким и жестоким, был крут в принятии решений, не стеснялся средств и не церемонился с подчиненными. Его служащие, скорей, боялись его, чем уважали. Вероятно, и за закрытыми дверьми, с женой, он вел себя похоже. Мила ни за что не расскажет, не станет жаловаться, но Соловьеву и не нужно было никаких признаний, чтобы понять, насколько ее семейная жизнь была невыносима. Домашние тираны тем и опасны, что их духовное уродство не видно окружающим, а любящее сердце искренне считает, что сумеет смягчить злобный характер и все исправить, если приложит усилия. Вот только не смягчить и не исправить садиста, хоть раз почувствовавшего сладость власти над покорной жертвой. Это – не лечится.
Вик плавным движением поправил на Миле одеяло, начавшее сползать на пол, и потянулся к подоконнику, намереваясь убрать книгу обратно в переносной сейф. Его рука замерла, не достигнув цели. В широкую щель между занавесками била в глаза яркая голубизна безбрежного неба.
Вик застыл. Потом рывком распахнул шторки – он не ошибся, там не было ничего, кроме неба и голых яблочных крон, чуть выступавших над поваленным забором.
Там не было здания пансионата «Счастливая старость».
Не доверяя глазам, Вик перешел к соседнему окну и точно так же раздвинул занавески. Вид не изменился. Пансионат исчез, растворился, и только армейский электронный бинокль по-прежнему лежал в углу подоконника, напоминая, что когда-то он за ним наблюдал.
Соловьев открыл форточку. Ворвавшийся в комнату свежий ветер пах чем угодно, но не гарью. Да был бы ночью пожар, Вик услышал бы шум и вой пожарных сирен.
Был бы пожар, от кирпичных стен что-то да осталось бы. Остался бы высокий забор и фонари вдоль него.
Соловьев оделся, но прежде чем идти выяснять на месте, достал сейф, чтобы убрать книгу и проверить шкатулку. Ни то, ни другое ни грамма не изменились, значит, дело было не в них. Зато исчезла папка с документами по делу об убийстве Москалевой, которые ему предоставил Салим. Бумаги не подменили – их просто не оказалось в стальном чемоданчике.
Бросив взгляд на по-прежнему спящую Милу, Вик не стал запирать входную дверь, но запер калитку. Бегом спустился по грязной улице вниз, потом поднялся по параллельной и не менее грязной грунтовой дорожке и уже через три минуты оказался у старого пепелища.
Пока бежал, Соловьев обращал внимание на произошедшие изменения. Местность выглядела неузнаваемо. Исчез супермаркет, вместо него раскинулся заросший прошлогодним сухостоем пустырь. Дорога – хорошая, асфальтированная – тоже исчезла. Там, где был аккуратный сквер, разбитый перед супермаркетом, возвышался некрасивый забор из разнокалиберных досок, прибитых сикось-накось. А в месте, где
Пожарищу было как минимум несколько лет. Вокруг фундамента успели вырасти тоненькие березки, а все более-менее уцелевшее – доски, вещи, железные листы с крыши – растащили соседи на дрова, металлолом или «на всякий случай, про запас».
Вик достал смартфон и забил в поисковике название пансионата. В этой версии вселенной Безруцкая заведовала «Счастливой старостью» за городом. Не в Уфе, а в какой-то Миловке. Однако то, что пансионат все-таки существовал, и те же люди там работали, немного успокаивало. Диффузия не привела к чему-то фатальному. По крайней мере в их окружении – про остальной мир Вик пока еще ничего не знал.
Он не успел дочитать новостной дайджест на сайте, как ему поступил звонок от Патрисии.
– Допрыгался? – сходу поинтересовалась она, но в ее голосе слышалось облегчение, а не язвительность. – Ты цел? Что там у вас происходит?
– Да кто ж его знает, - ответил Вик. Он успел прийти в себя после первоначальной оторопи и старался примириться с фактами. – Как ты узнала?
– «Вукки-Ноль-Два» включил сирену после серии утренних вычислений и анализа новых данных. Мы всю ночь мониторили изменения.
«Вукки-02» было официальным названием большого квантового компьютера, построенного в недрах Ямантау. К нему стекались данные со всех концов света, и он обрабатывал их согласно хитрой программе. Обычно ученые называли КК по-свойски «Васькой», то ли в честь главного инженера Василия Еременко, то ли намекая на аналогию с котом Шредингера,(*) но Пат никогда не опускалась до подобной фамильярности.
(Сноска. *В квантовых вычислениях «состоянием кота Шрёдингера» называется особое запутанное (связанное) состояние кубитов (quantum bit – наименьший элемент для хранения информации в квантовом компьютере, может хранить ноль, единицу, ноль и единицу одновременно, или ни то, ни другое), при котором они все находятся в одинаковой суперпозиции всех нулей или единиц)
– Это не просто какие-то мелкие проникновения, это настоящая катастрофа, Аш!
– Каковы последствия?
– Мы еще не готовы их перечислить. Данные об изменениях продолжают поступать, хотя и не в таком объеме, как ночью. Локальные вбросы из параллельного инфополя зафиксированы сразу в нескольких местах, и матрица до сих пор в турбулентности, ее переформатирование не завершено. Затронуты Москва, Париж и его окрестности, Индийский океан с эпицентром на Мадагаскаре, Соединенные Штаты и Южный Урал. Уфа тоже попала в сводки. Мы рассчитали диаметр этого «пузыря», и твоя Архиерейка находится в самом его центре. Радиус на плоскости – двадцать километров. Я, честно сказать, боялась, что ты окажешься недоступен. Не представляешь, Аш, какое облегчение было услышать твой голос!
– Со мной все в порядке, - сказал Соловьев. – Уфу все еще трясет?
– Уже нет, у вас вроде бы полностью успокоилось, но Америку пока потряхивает и сильное остаточное волнение в районе острова Реюньон и архипелага Крозе. Суда, которые следовали по маршруту, раскидало на сотни морских миль. Океанологи шлют тревожные телеграммы.
– Антарктида?
– Оттуда нет данных. Аш, где Москалева? Она еще жива?
– Она спит, и ей намного лучше.
– Что ж, будем пока считать это хорошей новостью. Что в остальном?